покидает подворье, пусть редко, но случается. Куда и зачем ходит, с кем разговаривает. Всё это надо узнать. – Я вздохнула. – Жаль, у нас нет толковых сыскарей.

– Следопыты у нас есть, – возразил байчи, и я улыбнулась.

– Хоть смысл и похож, но суть разная, Эгчен. Сыскарь тоже ищет следы, но не на земле. Это тоже целое умение. К сожалению, у меня общие представления об их деятельности, но используем то, что есть. Ну и логику. Это наука, Эгчен, о верном мышлении. Оставим это, – отмахнулась я и вернулась к насущному: – В общем, продолжаем собирать крупицы информации, которые у нас имеются, соединяем их воедино и уже по результатам сделаем выводы.

– Логика, – важно кивнул Эгчен, и я улыбнулась:

– Верно, байчи, верно. – А после продолжила: – Эчиль сейчас оставим в покое. Более-менее версия у нас в отношении нее сложилась. Ждем доклада из Огчи и, пока он не придет, больше голову не ломаем. Давай размышлять о Мейлик. Для начала об отравлении. – Эгчен поерзал на стуле для посетителей, устраиваясь удобнее, и согласно кивнул. – Какие мысли?

– Ну… отравили, чтобы не сказала того, чего не надо? – Он посмотрел на меня, и я, покрутив пальцем в воздухе, предложила развить свою мысль. Байчи пожал плечами. – Сама что думаешь?

Поднявшись из-за стола, я обошла его и присела на край рядом с Эгченом. Он смотрел на меня, больше не спеша ничего добавить.

– С отравлением не всё ясно, – ответила я. – Ее могли отравить и в доме, и вне его. Если это произошло на подворье, то гляди, что у нас выходит. Тут у нас два варианта: отравил некто неизвестный, отравил Аныбай…

– Что?! – возмущенно воскликнул байчи, приподнявшись со стула. – Ты ягиров решила винить?!

Покривившись от громового раската его голоса, я накрыла плечо байчи ладонью. Он сел обратно, но глаза продолжали метать молнии. Эгчен негодовал, и я понимала его негодование, но это сути дела не меняло.

– Дослушай, прежде чем испепелять меня взглядом, – сказала я. – Разве я обвинила ягиров? Мы рассуждаем. И если ты будешь размышлять так же беспристрастно, как раньше, то поймешь, почему я упомянула твоего воина. Ну, подумай, Эгчен, подумай. Версию с неизвестным скороходом, которого покрывает Эчиль, мы уже рассмотрели, теперь поглядим на версию, что яд добавил тот, кто пошел за водой. В этом случае влить или всыпать отраву легче легкого. Налил, подмешал, принес. Вдобавок он мог оговорить Эчиль, и она на самом деле не покидала своей комнаты. Согласись, версия выглядит более достоверной, чем беготня Эчиль или еще кого-то. Что скажешь?

Эгчен, слушавший меня в мрачном молчании, мазнул по мне взглядом, после что-то фыркнул себе под нос и кивнул. Однако тут же добавил:

– Аныбай никого не травил.

– Я и не сказала, что он отравил, только показала, что ему это сделать было легче всего, и версия более достоверная, чем та, где некто стоит за углом, а потом мчится перед носом ягира, чтобы влить в воду яд. Но! – Байчи снова скосил на меня взгляд. – Есть еще и третья версия. Никто на подворье не травил Мейлик. – Мой собеседник развернулся ко мне всем корпусом, в его глазах мелькнуло удивление, затем сомнение и, наконец, вопрос. – Ее отравили раньше. А то, что ей стало плохо во время допроса, – это просто случайность. Суди сам, Эгчен. Хасиль вышла на сангар, и это закончилось тем, что ее увели ягиры, а после мы с тобой отправились на подворье. Легко сделать вывод, что Хасиль будет допрошена и укажет на Мейлик. И тогда, чтобы избежать огласки, ей подсыпают яд, который действует не сразу. Третья жена успевает вернуться на подворье, ей становится плохо, и вот мы уже ищем виноватого рядом с ней. А настоящий виновник остался за забором старого подворья и довольно потирает руки. Только…

– Что?

– Она была в доме матери, – произнесла я и замолчала, глядя на байчи. – Понимаешь? Если рассуждать так, то Мейлик отравила ее собственная мать. Ты в это веришь?

Эгчен хмыкнул и отрицательно покачал головой.

– А если она не мать Мейлик?! – воскликнул байчи. – Мы же ничего не знаем, как жила Хенар в Холодном ключе и кого привезла с собой. Тогда и отравить могла. А Аныбай не виноват, – твердо закончил он, и я напомнила:

– Помнишь, что я говорила про нож в спину? Нельзя брать за основу обвинения личные симпатии. Ты думаешь, я испытываю хоть к кому-нибудь из тех, кого мы назвали, неприязнь? Разве что к Хасиль, но я признаю, что из всех она наиболее безвредна, как раз из-за своего норова. Она желчная, и у нее грязный язык, но говорит лишь тогда, когда верит, что найдет поддержку. Именно потому она и пошла на сангар – верила, что ее поддержат и защитят, а теперь, когда услышала о наказании, эта женщина не высунет носа из своей норы. И ее драка с Мейлик – это тоже страх. Как зверь, загнанный в угол, решается на бросок, так и Хасиль бросилась на третью жену, видя в ней причину своих бед. И потом, Эгчен, хоть она мне и не нравится, я тебе говорю, что Хасиль – оружие, но не разум. Ею можно управлять, но сама она с места не сдвинется. К остальным же я отношусь без неприязни, а Эчиль мне и вовсе нравится. Однако я допускаю, что у нее может быть заинтересованность, так почему бы не допустить, что Аныбай может иметь касательство к отравлению?

– Потому что тогда среди нас есть предатели, – глухо ответил Эгчен и мотнул головой: – Этого не может быть! Нет сердца верней, чем сердце ягира. Мы едины духом и мыслями, потому сильны. Мы кулак, а не раскрытая пятерня. Аныбай не может быть отравителем.

Вздохнув, я сжала его плечо.

– Я не говорю, что он отравитель. Это только версии, байчи. Не обвинения, не приговор – версии. Мы рассуждаем и ищем след. И в том, что ты сказал о Хенар, есть смысл, но, пока не вернется наш шпион, можем лишь гадать. Однако, кроме Хенар, есть еще те, кто мог зайти к ней. Узнай у тех, кто следил за домом матери Мейлик, были в тот день гости или нет. А за Аныбаем понаблюдай. Никому не говори, просто присмотрись.

– Хорошо, – чуть помедлив, ответил байчи. – Присмотрюсь.

– А об остальном гадать пока нет смысла. Ничего не зная о прошлой жизни Мейлик и Хенар, мы не сможем сделать выводов. Потому первое, что мы предпримем, – узнаем про гостей в их доме в день отравления. Второе