продолжил Эгчен. – Всегда выбирал. Нам не надо было слушать Танияра, надо было сразу убить его и эту тварь Селек.

– Танияр дал брату выбор, – мягко заметила я.

– Зачем? – Эгчен посмотрел на меня хмурым взглядом. – Мы оставили предателю жизнь, и теперь он вернется с илгизитами, чтобы забрать назад челык и таган. А потом отдаст таган поганым отступникам. Его надо было убить, – безапелляционно подвел итог байчи.

– Ты сомневаешься в своих силах, Эгчен? – спросила я. – Или же думаешь, что Илгиз и его прихвостни сильней верных детей Белого Духа? А может, ты усомнился в своем каане? – Он ответил мне возмущенным взглядом.

Ягиры не боялись драк. В них взращивали презрение к боли и смерти. Умереть в бою – это славная и почетная участь, такова была их мораль. Воины всегда были готовы к сражениям, но жизнь ценили и умирать не спешили. Однако и страха перед возможным концом не испытывали, уверенные в том, что после гибели сам Ягтыгур укажет путь храбрецам в Белую долину, где славные предки встретят их и примут как равных. Это была честь, великая честь, которая выпадала не каждому.

Вообще верования тагайни о посмертии были любопытны. В Белую долину отправлялись все души, но тем, кто ничем себя не прославил, Отец давал право прожить новую жизнь, чтобы показать себя. И этих жизней могло быть великое множество, пока человек наконец не прославит свое имя. Вот тогда ему доставалась великая честь – остаться в Белой долине вместе с пращурами.

Те, кто жил на Священной земле, обладали правом видеть духов, говорить с ними и даже заводить дружбу. Сам Создатель выходил к своим детям и вел с ними беседы. Ашит говорила, что своим любимцам Отец дарит силу, и тогда они могут приходить в мир живых по собственному желанию и помогать тем, кого посчитают достойными своей помощи. Так душа воина могла вселиться в тело ягира, и тогда в бою он становился неуязвим. Возможности такого духа не столь велики, как те, что даровал Ягтыгур, выбиравший своего любимца, но душа пращура оберегала носителя и даровала больше силы и ловкости.

Впрочем, подобное подспорье мог получить не только ягир, но и люди, имевшие иные занятия. Так что встать в один ряд с духами было честью, а получить ее мог лишь достойнейший. И потому воины свято верили, что всем им уготовано местечко в Белой долине. Кто, как не они, могли заслужить такую награду отвагой и верностью? Именно поэтому Эгчен сейчас глядел на меня с возмущением, но я задала следующий вопрос, намеренно вызывая еще большее негодование:

– Ты боишься, байчи?

– Чего мне бояться, каанша?! – прогрохотал Эгчен, и я улыбнулась:

– Отступников, Архама, Селек.

– Кто они, чтобы я их боялся? – сурово вопросил байчи-ягир.

– Тогда зачем ты пеняешь Танияру на то, что позволил брату выбирать? – Теперь и я ответила ему сердитым взглядом. – Или ты не веришь своему каану?! Тогда для чего ты спасал и оберегал его, когда Селек мечтала о его смерти?

– Я верю Танияру и не боюсь илгизитов, – мотнул головой байчи.

– Значит, ни к чему упрекать его в том, что Архам пошел за матерью, а не за братом, – выдохнув, ответила я. – Танияр дал ему выбор, и Архам выбрал и тем закрыл себе дорогу в таган. Если враги придут, то уже неважно, кто будет стоять во главе их войска. И Архам не тот, кто сможет повести за собой. Если илгизиты и сумеют прорваться, то он будет тем, кем и раньше, – бессловесной куклой. Править всё равно будет не Архам, ему оставят только открывать рот и произносить слова чужим голосом. Но мы даже не станем говорить об этом, потому что я верю в Танияра и верю в тебя, Эгчен. И всем ягирам я верю. Это наша земля, и Создатель стоит за нашими спинами. Или ты думаешь иначе?

– Нет, – уже совсем спокойно произнес байчи, – я думаю так же. Но Архам…

– Всего лишь прошлое, – улыбнулась я. – Расскажи, что было. – Эгчен кивнул.

Наверное, стоит вернуться к тому моменту, когда Такир рассказал мне о том, как исчезли из-под надзора беглецы, и байчи-ягир отправил следопытов осмотреть побережье реки свежим взглядом. И тогда подтвердилась уверенная догадка Танияра – Архам с матерью ушли по реке. След от лодки на песке был четким, как и отпечатки ног, не подходившие размером никому из тех, кто оказался в тот день на берегу Куншале.

Размер ноги неизвестного был значительно больше размера Селек, но меньше, чем у бывшего каана. Только Такиру или его сыну можно было адресовать следы, да вот обувь неизвестного оказалась иной. Она походила на тангани – сапоги ягиров, но у них носок был заостренным, а тут круглым. Так что след не мог принадлежать ни одному тагайни из Зеленых земель, потому что подобной обуви у нас не носили. А это уже подтвердило мою догадку о присутствии пятого человека. А раз наши шпионы не видели, что творилось у них под носом, значит, кто-то помог им ослепнуть. Я пока знала только один народ, кто промышлял вмешательством в чужой разум, – илгизиты. И неведомый помощник увел Архама и Селек по воде, как и говорил Танияр.

Однако вышли они не там, где их ждали, и в лес отправились тоже в ином месте. Следопытам пришлось переправляться на другой берег, чтобы последовать за беглецами. Их обнаружили быстро и провожали, неприметные взглядам троицы в лодке.

– Как выглядел третий? – живо заинтересовалась я, когда Эгчен дошел до этого места в своем повествовании.

– Волосы белые, пониже Архама. Одежда без рисунка. Больше ничего приметного не заметили, – ответил байчи-ягир.

– Илгизит, – в который раз утвердилась я в наших выводах. – Так выглядели и те, кто меня похитил. Тени среди таганов. Любопытно, – вдруг отвлеклась я, – почему они не прячутся? Ведь без узора они выделяются…

– Не выделяются, – усмехнулся Эгчен. – Пустую одежду носят изгнанники. У них уже нет своей земли. Но в чужой таган они могут заходить спокойно, потому что там не сделали ничего плохого. Смерть и презрение ждут изгнанника только дома.

– Тогда можно надеть одежду со знаками другого тагана, – пожала я плечами. – Или продолжать носить свою прежнюю одежду, кто узнает?

– Узнают, – улыбнулся Эгчен. – Мы не знаем всех, кто живет в других таганах, но родня и знакомцы есть везде, да и сами много где бываем. Всегда есть кто-то, кто спросит о друге или брате, а потом расскажет, что видел такого-то, и спросит, передал ли он весточку. Если станет известно, что изгнанник