и я хотел подключить к этому важному делу, — обратился он к Тарану, — тебя, Григорий Тимофеевич. Выкладывай о своих личных недостатках.

Высокий, кряжистый, с длинной, жгуче-черной бородой, отращенной еще в партизанах, Григорий Таран, которому всего было двадцать восемь лет, развел руками.

— Эге, комиссар без недостатков — это же чистое золото, — шутливо прокомментировал Восков. — Но я слышал, Павел Николаевич, что одним недостатком товарищ Таран обладает. Не успеешь ему отдать приказ, он уже докладывает о его выполнении. — Подумал, попросил: — Товарищу Тарану и мне нелишне поближе познакомиться с вами, Павел Николаевич.

— Докладывать даты или движение души? — осведомился комбриг.

Восков засмеялся.

— Комиссарове дело — души.

— Что ж, — Александров провел по коротко подстриженным усам. — Время позднее. Позвольте немногословно. Поступил в Курскую учительскую семинарию, но чаще бывал в Лазаретном саду, на нелегальных партийных встречах. В девятьсот пятом — демонстрация, стычка с полицией, обыск. На моем прошении о допуске к экзаменам губернатор начертал: «Отказать по мотивам политической неблагонадежности». Спустя одиннадцать лет с мандатом Феликса Эдмундовича Дзержинского сам проверял «благонадежность» курских буржуев.

— А одиннадцать лет куда дели?

— Доучивался, учительствовал, нес армейскую службу. В феврале избрали председателем солдатского комитета, Тянулся к большевикам, вступил в партию. Вел культурную работу, создавал рабочий театр. В августе девятнадцатого направлен Дзержинским в район Курска формировать бригаду ВЧК. Все.

— Хорошо доложили, — одобрительно сказал Восков. — Учись, Григорий Тимофеевич.

— Есть! Без всяких «но», — добродушно ответил Таран.

— И дружите, товарищи, — мягко напутствовал их Восков. — Братство солдат — это почище любого оружия!

Они ушли в ночь, а Восков продолжал беседовать с вызванными командирами и политработниками. Москвич Евсей Леонтьев, назначенный новым начальником политотдела, внешне неторопливый, очень спокойный, предложил военкому выпустить перед началом боев за Орел воззвание к бойцам, окна РОСТа, выделить в ротах политбеседчиков и песенников.

— Как же, — отозвался со скамьи Солодухин, — так я вам и позволю себя штыков лишать за счет ваших беседчиков.

— Товарищ начдив, — заметил Леонтьев, — знаете, как иногда умное слово, сказанное перед боем, в бою помогает!

— Кого учите — Солодухина? — начдив скинул с себя шубу и поднялся. — Ну как, Семен Петрович, все мои приказы заутвердили?

Леонтьев понял, что он здесь лишний, собрал бумаги и вышел. Восков очень добродушно сказал:

— По-моему, ты обидел начподива, Петр Адрианович. Но это еще куда бы ни шло… По-моему, ты обидел самую идею политической работы в армии. Нам нужны и штыки, и беседчики. — И увидев, что начдив собирается вспылить, улыбаясь, добавил: — Да ты и сам понимаешь это, Петр Адрианович.

Солодухин остыл и только сказал:

— Ох и хитрый же ты мужик, Семен.

— А у нас все в Полтаве такие, — не остался в долгу Восков и добавил, как будто это было дело решенное: — Так что при случае авторитет свой перед начподивом поправишь. Ну, будь здоров, поеду к Борисенко, в семьдесят восьмой. Им тоже выступать.

Они оделись и вышли из вагона вместе. К станции подходила колонна людей.

— Откуда? — крикнул начдив.

— Маршевые роты, — доложил начштаба. — Посланцы трудящихся Петрограда и Тулы.

Начдив не удержался, выступил перед бойцами.

— Речист, — напомнил ему потом Восков. — К чему бы это?

— Политбеседа, — ткнул его в бок Солодухин.

В 78-м полку, бывшем Революционном грайворонском[24], его сразу провели к командиру.

— Антон Борисенко, — представился комполка. — Слышали о вас, товарищ военкомдив: «До встречи в Орле!» — точно?

— Точно! — засмеялся Восков. — И мы о вас наслышаны. «Грайворонские партизаны не отступают». Ваши слова? На Орле и проверим.

— Вот как? — удивился Борисенко. — Готовились к встрече, значит?

— А без ухвата и добрую кашу в печи не сваришь, — ответил шуткой и сразу перешел к делу: — Показывай своих людей, товарищ Борисенко.

Он сразу понял: весь комсостав состоит из вчерашних подростков. Война косила быстро и столь же быстро выдвигала людей. Иван Шевченко, который показался ему мальчиком и уже выполнял в полку обязанности начальника штаба, догадавшись о мыслях Воскова, серьезно сказал ему:

— Вы не смотрите, что все мы молоды, товарищ военком. Наша революция тоже молодая. А я вас познакомлю с Федей Макаровым, ему и вовсе тринадцать, а вы мне покажите, кто его в разведке переплюнет.

От грайворонцев уехал довольный, в одной из рот застал инструктора от Леонтьева. Словно невзначай спросил:

— Где будете во время наступления?

— Здесь же, товарищ военком. С ротой и в бой пойдем.

Приехал в штаб, обо всем поведал Солодухину. Начдив мрачно выслушал рассказ о маленьком разведчике, о том, как на его глазах корниловские офицеры вырезали на спинах рабочих ругательства. Потемнел Солодухин, папаху сорвал с себя.

— Ну, пусть держатся корниловские графья. Мы им попомним! Все попомним. Об этом надо в частях рассказать. Послал бы своих беседчиков! — Встретил сощуренный взгляд Семена. — Коммунист я все-таки или не коммунист! Нам надо все использовать для взятия Орла. Давай приказ сочиним Восьмидесятому ударному. Им начинать завтра. — Посмотрел на часы. — Какой там завтра… Уже сегодня.

Восков написал несколько строк, показал начдиву: «Шлем братские поздравления героям-красноармейцам, комсоставу и политкомам 80-го полка. Надеемся, что они оправдают наше доверие и возьмут Орел. Начдив Солодухин, политком Восков. 19 октября 12 ч. 45 м.».

Солодухин кивнул, спрятал в карман.

— Лично продиктую по телефону.

Часом позже Сальма, когда Семен пришел проститься, сказала:

— Начдив не шибко в ладу с грамматикой. Подписи — две, а глаголы в единственном числе.

Восков бросил взгляд на депешу. Так и есть: «шлем» переправил на «шлю», «надеемся» — на «надеюсь». И слова «возьмут Орел» ему недостаточными показались, добавил: «возьмут Орел сегодня». Подумал: несущественно, зато в решительности начдиву не откажешь.

— Семен, будет бой — ты береги…

Запнулась, густо покраснела. Он кивнул.

— Правильно. Комиссар должен беречь своих бойцов. До встречи в Орле, дорогой товарищ Каляева. — Засмеялся, дружески обнял ее и сразу уехал на позиции.

В крошечной деревушке, в бревенчатом домике, вблизи от передовой, командиры дивизии собрались на последний совет. Солодухин говорит будто диктует — быстро, четко, у него уже все продумано:

— Деникин приглашал главарей Антанты на обед в Москву. Так мы ему обед под Орлом закатим… Справа наступают полки семьдесят шестой и семьдесят восьмой, слева — восьмидесятый ударный… Твои червонные кавалеристы, товарищ Попов, ударят по белякам с тылу… Вопросы есть?

Вопросы были. И о численности деникинцев в Орле, и о развитии мировой революции. Восков отвечал с цифрами в руках, закончил по-своему:

— Коммунисты, вперед! До встречи в Орле.

19 октября войска 13-й армии взяли Орел в клещи и заставили деникинцев некоторые свои части перебросить в узкий коридор по линии Орел–Стишь, чтобы избежать