Он нахмурился, отодвинул с края стола все в сторону, поднял за талию и усадил на освобожденное место. Теперь серо-желтые глаза смотрели на меня внимательно, серьезно.

– Что?

Эх, сама б еще знала, как объяснить.

– Мне такого никогда не делали, – невнятно изрекла я.

– И все? – удивился Бес. – Ты поэтому так расстроилась?

– Я не расстроилась. За мной никто так никогда не ухаживал. Ну, цветы там дарили, мягкие игрушки, конфеты – да, еще в кино водили, один раз в театр, а в шестом классе в цирк. На этом фантазия человеческой сильной половины заканчивалась, по крайней мере, той половины, представители коей попадались мне. А вот чтобы так… никогда.

Я снова протяжно вздохнула и благоговейно уставилась на свою чашку, с которой почему-то не хотелось расставаться. Рик засмеялся искренне, от души. Забрал у меня изящное фарфоровое чудо, отставил в сторону, обнял.

– Маленькая моя.

Я закрыла глаза и растеклась в его руках.

За полторы недели произошли три важных события.

Закончили зеркальную спальню, Рик заставил меня смотреть на наше отражение и хуже всего, что мне это понравилось.

Подвал Бес переоборудовал под погреб для спиртного и забил его ромом доверху. Прямо не дом, а мечта алкоголика.

Мне все-таки разрешили снять гипс. Так что к вечеру того же дня, когда нас принял хирург, я сидела на диване и разглядывала довольно интересный синеватый оттенок кожи. В общем, и раньше ломала конечности, а потому лично настояла на том, чтоб разрезал и разламывал ненавистную конструкцию Бес. Его сил на это с лихвой хватало, к тому же он со мной всегда аккуратный, нежный. То, что надо.

– Это пройдет, – успокоил он меня.

Я улыбнулась.

– Знаю. Не впервой.

Он небрежно откинул серое безобразие на новенький паркет, подтянул меня к себе, поцеловал. С готовностью откликнулась на ласку. Обняла обеими руками за шею. Так давно хотела это сделать. Серо-желтые глаза потемнели.

– А теперь ты выполнишь обещание.

– Какое? – не поняла я.

– Уже забыла? Так быстро?

Черт. Вот теперь вспомнила. Испуганно уставилась на него.

– Прямо сейчас? – Сердце мгновенно провалилось в желудок и предательски затаилось там, где-то в области печени… или за ней.

– А когда?

Черные глаза ясно говорили о назначенном мне точном времени, то бишь выразительно так приказывали приступить к исполнению показательного выступления немедленно. Я ретировалась на другой конец дивана.

– Даже не пытайся.

Да я в курсе, что «не пытайся». У тебя попытайся! Лихорадочно соображала, что б такое придумать.

– Маленькая, ты обещала.

Вот это-то и пугает!

– Я не умею! – невпопад ляпнула я первое, что вкатилось в голову.

– Научишься, – убежденно произнес мой муж.

Замечательно! А поинтересоваться, хочу ли я такими вещами заниматься, тебе в голову не приходит, да? Вот кроме желания слинять, ничего больше в себе не ощущаю. Кинула затравленный взгляд на дверь.

– Нет.

– Когда не надо, ты говоришь много! – возмутилась я.

Бес засмеялся.

– Иди сюда.

– Зачем? – насторожилась я, прижала вместо щита к груди подушку и постаралась боком сползти с дивана.

Хищник раздраженно рыкнул, сделал единственный бросок, я оказалась в цепких объятиях, причем спиной к нему.

– Ты уверена, что, – последовал скептичный смешок, – не умеешь?

Я утвердительно кивнула головой. Дыхание сбилось. Ладно. Теперь я хотела, но совсем не устраивать одиночное представление.

– Значит, будем учиться.

В панике задержала дыхание. Не специально. Само собой так получилось.

– Дыши, маленькая. Чего ты боишься?

– Я не боюсь, я…

– Снова? И снова меня?

Я сжала губы. Рик провел ладонью по шее, очертил костяшками подбородок.

– Почему?

Остро ощущала на себе пристальное внимание черных ласковых глаз. Говорить стало как-то сложно, поэтому я просто пожала плечами.

– Закрой глаза.

– Зачем? – напряглась я.

– Делай, что говорю.

Я попыталась вырваться. Не пустил. Молча держал. Тогда уставилась прямо перед собой в стену.

– Маленькая, я могу сидеть очень долго, – шепнул он на ухо.

Подумала, вздохнула и подчинилась. Не знаю, уж чего я ждала, но точно не последующего.

– А теперь послушай меня, глупая маленькая девочка. Все твои представления о себе самой глубоко ошибочны. Ты искренне веришь в то, чего просто не существует. Твой запах сводит меня с ума, твои движения завораживают. Ты похожа на ожившую тонкую статуэтку кошки, только нежнее, изящнее, невесомей. В лесу у меня на руках ты была черной, независимой, самостоятельной, я же хочу, чтобы ты стала домашней, стала моей, не позволю тебе носить этот цвет снова. Я обожаю наблюдать за тобой, обожаю чувствовать твое гибкое тело, слушать твои стоны, твой голос и свое имя из твоих уст. Когда я чувствую твое желание, перестаю нормально контролировать себя и свои действия, а если и делаю это, то исключительно ценой неимоверных усилий. И мы оба прекрасно знаем, что ты соврала. Ты слишком любишь секс, чтобы ни разу не потакать своим потребностям и желаниям. В первое же утро, глядя, как ты прогибаешься под струями воды в моем душе, представил восхитительную картину. Мне мало моей фантазии, я хочу видеть все наяву, и только ты мне можешь дать то, что так давно желаю.

Он вздохнул, очертил линию моих скул, носа, легко надавил на нижнюю губу, поцеловал нежно, ласково. Я боялась пошевелиться или открыть глаза по нескольким причинам сразу. Во-первых, длиннее еще ничего Рик не говорил никогда, во-вторых, после с трудом выдавленного из себя «ты мне нужна» это было просто… ой, ну а в-третьих… в-третьих, все, что он сказал обо мне, не укладывалось в голове. Смотрясь по утрам в зеркало, никогда не видела ничего отдаленно напоминающего изящное и невесомое, скорее грузное, всклокоченное и опухшее.

– Ты сказал, что я неприметная, – решила зачем-то припомнить я. И, кажется, решила обидеться. Раньше как-то не признавалась себе, что слово это гвоздем засело в памяти.

Рик вздохнул.

– Маленькая, неприметная для Георга. Слишком дорогая, слишком спокойная.

Он осторожно ослабил хватку, без намека на желание, уткнулся носом в мои волосы и как тогда, в больнице, запел мягко, низко, мелодично. Я расслабилась, поерзала, устраиваясь поудобнее, и благополучно провалилась в сон.