Словно со стороны она видела, как рука ее медленноподнялась, подхватила перо, подписала ненавистный документ, от которого Дженни,выпрямившись, все никак не могла отвести глаз. Точно приросшая к месту, онасмотрела на свое имя, выведенное искусным почерком, в котором матушка Амброззаставляла ее практиковаться и совершенствоваться. Аббатство! Она вдруг несмогла, отказалась поверить, что Господь действительно допустил, чтобы это всес нею случилось. В самом деле, ведь за долгие годы, проведенные в Белкиркскомаббатстве, Бог не мог не заметить ее благочестия, и послушания, и набожности,ну пусть попыток стать благочестивой, послушной и набожной. «Боже, пожалуйста,— обезумев, твердила она снова и снова, — не допускай этого…»

— Леди и джентльмены, — разнесся по залу, эхом отражаясь откаменных стен, решительный голос Стефана Уэстморленда, — тост в честь герцогаКлеймора и новобрачной.

«Новобрачной…»— отозвалось в кружащейся голове Дженни иоторвало ее от воспоминаний о нескольких прошедших неделях. Она оглянулась визумленном испуге, не ведая, сколько длилось ее забытье — секунды или минуты, —и вновь принялась молиться.

«Пожалуйста, Боже, не допускай этого…»— прокричала она вдуше в последний раз, но было уже слишком поздно. Широко распахнутые глаза ееобратились на огромные дубовые двери, которые открывались в зал, чтобы впуститьожидаемого всеми священника.

— Брат Бенедикт… — громко объявил отец Дженни, стоя вдверях.

Дженни перестала дышать.

— …прислал сообщить, что он нездоров… У Дженни заколотилосьсердце.

— …и бракосочетание невозможно свершить до завтра.

«Благодарю Тебя, Боже!»

Дженни попробовала отойти от стола, но зал вдруг завертелся,и она не смогла сдвинуться с места, с ужасом догадываясь, что сейчас упадет вобморок. Ближе всех к ней стоял Ройс Уэстморленд.

И тут тетушка Элинор тревожно вскрикнула, заметив состояниеДженни, и метнулась вперед, бесцеремонно расталкивая локтями неподвижнотолпившихся вокруг нее членов клана. Через мгновение Дженни почувствовала себяв крепких объятиях, к лицу ее прижалась морщинистая щека, до боли знакомыйголос забормотал в ухо:

— Твоя тетушка Элинор рядом с тобою, я сейчас отведу тебянаверх.

Слова дико мешались в ее мозгу, а потом вдруг все стало поместам. Радость и облегчение охватили Дженни, и она услыхала, как отецобращается к собравшейся в зале компании.

— Отсрочка всего на день, — прогремел он, стоя спиной кангличанам. — Брат Бенедикт слегка приболел, но по доброте своей обещал встатьс постели и прибыть сюда завтра для совершения обряда независимо отсамочувствия.

Дженни повернулась, чтоб выйти с теткой из зала, и украдкоюбросила быстрый взгляд на своего нареченного, гадая, как он отнесется кзадержке. Но похоже, что Черный Волк и не ведает о ее существовании.Прищурившись, он следил за ее отцом, и хотя лицо его оставалось непроницаемым,как у сфинкса, взгляд был холоден и задумчив. На дворе внезапно разразиласьгроза, собиравшаяся целый день, расколов небо вспышкой молнии, за которойпоследовал первый зловещий и грубый раскат грома.

— Однако, — продолжал отец, оборачиваясь и адресуясь уже ковсему залу, но не глядя на сгрудившихся справа от него англичан, — намеченныена сегодня празднества состоятся. Как я понял со слов посланника короляГенриха, многие желали бы вернуться в Англию немедля завтрашним утром, но,боюсь, придется лишний день задержаться, ибо наши дороги в ненастье непригодныдля путешествующих англичан.

В зале поднялся ропот, а Дженни, не обращая внимания наустремленные на нее взгляды, прошествовала с теткою через толпу к лестнице,ведущей через два этажа к ее спальне. К нормальной жизни и утешению. Квременной передышке.

Когда за ними закрылась тяжелая дубовая дверь, Дженнибросилась на грудь к тетушке Элинор и, не стыдясь, с облегчением зарыдала.

— Ну-ну, киска, — сказала, похлопывая Дженни по спинемаленькой ладошкой, старая тетка ее матери и продолжала энергичным, отчетливым,решительным, столь свойственным ей тоном:

— Нисколько не сомневаюсь, что ты совсем пала духом без меняи уж решила, будто я и не собираюсь явиться и побыть с тобой рядом. Правда?

Глотая слезы, Дженни чуть отстранилась в крепких объятияхтетушки и тупо кивнула. С тех пор, как отец предложил, чтобы тетушка Элинорсопровождала Дженни в Англию, это было единственным радостным событием в преддвериимрачного будущего.

Обхватив руками залитое слезами личико Дженни, тетушкаЭлинор тараторила твердо и весело:

— Но вот я здесь и поутру беседовала с твоим отцом. Я здесьи отныне буду с тобой каждый день. Ну не чудесно ли? Мы очень мило проведем вместевремя. Пусть даже тебе придется выйти замуж за этого англичанина и поселиться стаким чудовищем, мы вообще его позабудем и будем жить, как жили до того, какотец твой отправил меня во вдовий дом в Гленкарин. Я его не виню, посколькучересчур много болтала, только, боюсь, теперь стала еще болтливей, потому чтослишком долго была лишена общества любимых и близких, с кем можно было быпоговорить.

Дженни глядела на тетку, слегка утомившись от длинных, безпередышки речей, улыбнулась и заключила маленькую леди в тесные объятия.

Сидя за установленным на помосте длинным столом, забыв отрех сотнях закусывающих и выпивающих вокруг, Дженни неотрывно смотрела прямочерез зал. Рядом с ней, почти касаясь локтем, сидел мужчина, с которым брачныйконтракт навсегда свяжет ее после назначенного на завтра официальногосвадебного обряда. За последние два часа, что она вынуждена была просидетьподле него, Дженни лишь трижды почуяла на себе мельком брошенный ледянойвзгляд; казалось, Ройс даже видеть ее не желает и только и ждет, когда она окажетсяв его лапах, чтобы превратить ее жизнь в ад.

Будущие словесные перепалки и рукоприкладство маячили у нееперед глазами, ибо даже у шотландских мужей было в обычае поколачивать жену,ежели она, по их мнению, не отличалась покладистостью или расторопностью. Знаяэто, зная нрав и репутацию рассерженного, холодного мужчины, сидевшего рядом,Дженни была уверена, что жизнь ее станет сплошным несчастьем. Комок в горле,душивший ее целый день, сейчас почти не давал вздохнуть, и она совершалаусиленные попытки подумать о приятном, что найдется жизни, на которую обречена.Тетушка Элинор будет рядом, напоминала она себе. А когда-нибудь — скоро,учитывая похотливую натуру мужа, — появятся дети, которых она будет любить и окоторых надо будет заботиться. Она на мгновение зажмурилась, испустилаболезненный вздох, чувствуя, как напряжение чуть-чуть ослабло. Стоит подумать овозможности иметь и нянчить ребенка. И она решила уцепиться за эту мысль.