— Видите ли, мне чрезвычайно важно знать, поскольку, если я не ошибаюсь, армия генерала в настоящее время находится в провинции Лапан, а если у него там какие-то неприятности, значит неприятности и у меня тоже. Уверен, при данных обстоятельствах вы извините мою назойливость.

Шельдра промямлила ответ, приличествовавший не королевской посланнице, а какой-нибудь неотесанной угрюмой кухарке в фермерском доме:

— Он остался с войском, кажется… я так слышала. Скоро прибудет.

— Благодарю вас. Несомненно, у него были на то причины? Вы же не станете скрывать от меня, коли вам что-то известно?

Шельдра мотнула головой, как кобыла, осаждаемая мухами:

— Наш враг в Икете… генерал Эркетлис… генерал Гед-ла-Дан хотел убедиться, что все в полном порядке, прежде чем выступить в Беклу. А теперь, господа, я должна вас покинуть… до завтра…

Чуть ли не расталкивая мужчин, она двинулась прочь с неловкой и более чем неподобающей поспешностью.

Господин в пурпурном жакете с геральдическими снопами неторопливо направился к обсаженному кустарником берегу озера, задумчиво глядя на бродящих в воде журавлей вдали и поигрывая подвешенным к его поясу на тонкой золотой цепочке круглым серебряным футлярчиком с ароматическим шариком. Поежившись от ветра, он плотнее закутался в плащ, приподняв полы над мокрой травой нарочито изящным жестом, напоминающим плавные движения танцовщицы. Потом остановился полюбоваться точечным розовато-лиловым узором, льдисто блестевшим на лепестках первоцветного сальдиса, а в следующий миг кто-то дернул его за рукав сзади, и он обернулся через плечо. Рядом с ним стоял, широко ухмыляясь, мужчина грубой и слегка потрепанной наружности, имевший скептический вид человека, который много повидал на своем веку, тяжелым трудом добился положения и благосостояния, а теперь относился к первому и второму с философическим равнодушием.

— Молло! — воскликнул знатный господин, раскрывая объятия. — Дорогой мой, какая приятная неожиданность! Я думал, ты в Терекенальте… за Врако… в заоблачных высях… где угодно, только не здесь. Когда бы не уныние, навеваемое на меня этим поганым городом, я бы сумел выказать всю радость от встречи с тобой, а не малую лишь часть оной.

С этими словами он крепко обнял Молло, несколько смущенного, но ничуть не раздосадованного таким проявлением чувств, а потом отступил от него на шаг, по-прежнему держа за руку, словно в некоем церемонном придворном танце, и смерил оценивающим взглядом, медленно качая головой и продолжая говорить на йельдашейском — языке Икета и южных провинций:

— Да, сдаем, сдаем понемногу! Небось весь издырявлен дикарскими стрелами и насквозь пропитан дрянным пойлом приграничных казарм. Интересно, почему через дыры от первых не вытекает хотя бы часть последнего? Но расскажи же, каким ветром тебя сюда занесло — и как там Кебин и все ваши расчудесные водосмотрители.

— Я теперь губернатор Кебина, — ухмыльнулся Молло. — Так что город, почитай, пропал.

— Дружище, поздравляю! Значит, водяные крысы поступили на службу к волку? Весьма, весьма благоразумно.

Он полупроговорил-полупропел пару строчек:

Однажды старый конокрад

Сказал жене своей

(Сан-тан-теннерферре):

Хочу, мол, я в спокойствии

Провесть остаток дней…

— Вот-вот, — ухмыльнулся Молло. — После войны, в которой мы с тобой поучаствовали…

— Когда ты спас мне жизнь…

— Ага, не иначе, в помрачении рассудка, помоги мне бог. Так вот, после той войны я не захотел возвращаться в Кебин. Что меня там ждало? Подслеповатый папаша, днями напролет сидящий у камина, да старший братец, из кожи вон лезущий, чтобы ни Шрейну, ни мне не досталось ни клочка поместной земли. Шрейн собрал отряд в сорок мужиков и вступил в бекланскую армию, но я не горел таким желанием и решил пойти дальше. Дикарские стрелы и дрянное пойло — вот именно, ты все правильно понял.

— Налетай, убивай, добычу загребай, да?

— Ага, если не можешь украсть — возьми силой. Я сделался полезным человеком и дослужился до губернатора дильгайского короля — честная работа разнообразия ради…

— В Дильгае-то? Да брось, Молло…

— Ну, сравнительно честная, во всяком случае. Куча забот и хлопот, слишком большая ответственность…

— Представляю, каково тебе пришлось, когда ты оказался единоличным начальником форта Ужасный за Тельтеарной.

— Дело было в провинции Кламсид. Тоже, кстати, неплохой способ набить себе карманы, если, конечно, выживешь. Именно там я узнал о смерти Шрейна — он погиб пять лет назад, во время битвы в Предгорье, когда Гел-Этлин потерял свою армию. Бедняга! В общем, с полгода назад является ко мне один дильгайский купец за разрешением на поездку — мерзкий тип по имени Лаллок. Когда мы остаемся наедине, он спрашивает: «Вы повелитель Молло из Кебина Водоносного?» — «Я губернатор Молло, — отвечаю, — и на дух не переношу елейных льстецов». — «Нет-нет, мой повелитель, — говорит малый, — никакой лести».

— Лэсты, ты хочешь сказать.

— Ну да, лэсты. Так и не научился изображать их дурацкий говор. «Я только что вернулся из Кебина, где провел дождливый сезон, — говорит он, — у меня для вас новости. Ваш брат умер, все имущество перешло к вам, но никто понятия не имеет, где вас искать. По закону у вас три месяца, чтобы заявить о своих правах на наследство». «На черта мне это надо?» — подумал я в первый момент, но потом поразмыслил хорошенько и понял, что хочу вернуться домой. И вот я по собственному почину назначил губернатором своего заместителя, отправил к королю сообщение о своем самовольном уходе с должности — и был таков.

— Жители провинции, небось, объявили траур? Свиньи рыдали навзрыд в своих почивальнях?

— Возможно… я не заметил. В любом случае первых от вторых не отличить. Путешествие было чертовски трудным, в такое-то время года. Я чуть не утонул, переправляясь через Тельтеарну ночью.

— А почему ночью-то?

— Я здорово спешил.

— Чтоб не догнали?

— Ага, вот именно. Я перешел горы по Гельтскому тракту — хотел увидеть место, где погиб Шрейн, — помолился за упокой души, совершил жертвоприношение, все как положено. Господи, что за жуткое место! Даже рассказывать не хочется — призраки там, должно быть, толще болотных жаб. Я бы и за все золото Беклы не согласился провести там ночь. Во всяком случае, Шрейн покоится с миром — об этом я позаботился. Когда я спустился к равнине — причем на выходе из гор с меня содрали пошлину, это что-то новенькое, — так вот, тогда уже смеркалось, и я подумал: «Сегодня мне до Кебина не добраться, пойду-ка я к старому Смарру Торруину, который разводил племенных быков при жизни моего отца». А когда дотащился дотуда с парой попутчиков, так и обалдел: дом просто не узнать — слуг тьма-тьмущая, все кругом из серебра, все бабы в шелках да драгоценностях. Впрочем, сам Смарр нисколько не изменился, и он меня хорошо помнил. Когда мы с ним выпивали после ужина, я сказал: «Да, похоже, разведение быков дело прибыльное». — «О, разве ты не знаешь? — говорит Смарр. — Меня ж назначили губернатором Предгорья и смотрителем Гельтского тракта». — «Как так вышло, интересно знать?» — спросил я. А он отвечает: «Главное — вовремя сделать решительный шаг; тут дело такое: либо все потеряешь, либо всего добьешься. Узнав подробности о битве в Предгорье, я сразу понял, что ортельгийцы возьмут Беклу: здесь двух мнений быть не могло, они просто должны были победить. Я это ясно понимал, но больше никто. Ну, я помчался прямиком к их генералам — нагнал, когда они шли через равнину к Бекле, — и пообещал оказать всю посильную помощь. Видишь ли, за день до сражения лучшую половину своей армии Гел-Этлин отправил в Кебин чинить плотину — и что это, спрашивается, если не знак свыше? Дожди уже начались, но все равно бекланское войско, остававшееся в Кебине, находилось у них в тылу, а такое положение вещей не может радовать ни одного генерала. Я отрезал бекланцам путь к столице — взял своих парней и разрушил три моста, потом послал в Кебин ложные сведения, перехватил их гонцов…» — «Боже, — говорю я Смарру, — ведь это страшно рискованно — сделать ставку на ортельгийцев!» — «Вовсе нет, — говорит Смарр. — Во время грозы я всегда могу предсказать, когда ударит молния, и мне совершенно не важно знать, куда именно она ударит. Говорю тебе, ортельгийцы должны были победить. Та половина войска бедолаги Гел-Этлина просто распалась в конечном счете — никогда больше не сражалась. Они выступили из Кебина под проливным дождем, потом вернулись обратно, перешли на голодный паек — ну а потом мятеж и повальное дезертирство. Ко времени, когда посыльный Сантиль-ке-Эркетлиса добрался наконец до Кебина, там уже заправляла мятежная группировка, так они его чуть не вздернули. В их успехе была большая моя заслуга, каковое обстоятельство я, разумеется, не преминул довести до сведения этого их короля Крен дика. Вот так и вышло, дружище, что ортельгийцы назначили меня губернатором Предгорья и смотрителем Гельтского тракта — доходная должность, скажу тебе». Потом вдруг Смарр прищуривается этак и спрашивает: «А ты что, вернулся, чтоб заявить о правах на семейное имущество?» — «Так точно», — отвечаю. «Знаешь, — говорит он, — я на дух не переносил твоего братца — скряга, каких поискать, руки загребущие, глаза завидущие, — но ты славный малый. У них в Кебине сейчас нет губернатора. До недавних пор должность отправлял один чужеземец — некто Оркад, раньше состоявший на службе у бекланцев. Он хорошо знал водохранилище, ортельгийцы-то вообще понятия не имеют, как за ним смотреть, но его на днях убили. Ты из местных, так что тебя не тронут, и ортельгийцы предпочитают ставить правителями местных жителей, покуда могут им доверять. После всего случившегося мне они, разумеется, доверяют, и, если я замолвлю словечко генералу Зельде, тебя, скорее всего, назначат на должность». Короче говоря, я согласился, чтобы Смарр поговорил насчет меня с генералом Зельдой, и вот так я заделался губернатором Кебина.