Мое выступление о судьбах отдельно взятого социализма в латиноамериканском антураже должно было пройти в актовом зале. Это было помещение, без которого ни один серьезный советский завод существовать никак не мог. Мы зашли в него за десять минут до начала, как и было велено. Сатчан уже сидел за крытым багровым кумачом столе в президиуме, тумба с микрофоном для меня стояла в пяти метрах от него. Зал был огромен, уходил анфиладой вверх, навскидку в нем было мест человек на пятьсот, и почти все они были заняты. Пересменка! — понял я. Часть работников, отработавших свою смену, задержали и согнали, чтобы они узнали о тяжких судьбах чилийского социализма.

Что интересно — люди в зале были расслаблены, вовсе не переживая из-за того, что их после восьми часов работы не отпускают домой. Зал весело гудел, работники оживленно болтали, да в нем чуть ли не анекдоты рассказывали, судя по смеху в отдельных его частях.

Не сразу, но я сообразил — да сейчас дома и делать-то особо нечего! Телевизоры, по своей семье знал, есть далеко не у всех, да и смотреть там в основном решительно нечего, а развлечений и зрелищ-то хочется. Вот люди пока что пользуются возможностью поболтать со своими знакомыми из других цехов, да и надеются, наверное, что мое выступление не будет слишком уж скучным.

Также понял, что часть смешков в зале раздается вовсе не по поводу анекдотов, а из-за моего появления. Особо усердствовали молодые девчонки, откровенно тыкая в меня пальцем и хихикая — явно в полной уверенности, что такому шкету, как я, развлечь их будет нечем.

Будь на моем месте настоящий Пашка Ивлев — такое зрелище точно повергло бы его в шок. Он или молчал бы, как рыба, или вообще сбежал бы. К счастью, здесь был не он, а я. С таким опытом публичных выступлений и ожесточенной полемики, который местным бюрократам и не снился.

Попробовали бы они сделать доклад на собрании акционеров, в котором приходится освещать попытку одного из главных акционеров разорить завод и скупить потом остальные акции за бесценок, чтобы стать единоличным его владельцем. При этом злоумышленник, уважаемый человек, сидит неподалеку и не собирается молчать, а его охранники, быки, сверлят меня ненавидящими взглядами, по примеру шефа, обещая медленную и мучительную смерть, если я немедленно не заткнусь. Так что хихикайте, девушки, хихикайте, скоро я вас заставлю изумленно открыть свои ротики! Я буду таким пламенным и харизматичным оратором, что рабочие пойдут после моего выступления выяснять, где можно записаться в революционную армию Чили для защиты страны от происков империалистов. А у вас, девушки, будут совсем другие лица, когда я закончу выступать — сейчас я вам изображу Че Гевару местного разлива. Я чувствовал, что я в ударе, вызов принял и рвался уже в бой.

* * *

Павел Сатчан сидел в президиуме, и уже не был уверен, что пришедшая ему в голову идея с этим выступлением была так хороша. Паренек же совсем школьник — а ну как сейчас засмущается и замрет столбом? Нет, с ним наедине, конечно, он был очень хорош — так убедительно все про чилийскую ситуацию излагал, что хотелось слушать и слушать. Но это огромная аудитория, сотни человек, и уже сейчас молодые девчонки откровенно смеются над лопоухим оратором.

Впрочем, ничего уже было не исправить — коней на переправе не меняют. Единственное, что оставалось делать, так это продумывать запасной план. Что он лично знает про Чили? Ведь если паренек не осилит, придется ему самому выйти и хоть что-то сказать. Знал комсорг, честно говоря, немного — в основном то, что сам Ивлев на днях ему и рассказал. Ну да ладно, и не в таких ситуациях выкручивались! Всегда можно быстро свернуть сложную тему, и перейти на бытовуху. Жалоб на моральный облик комсомольцев у комсорга было предостаточно — молодые жены приходили закладывать мужей, которые крутили шашни с чужими женами. Можно будет разобрать парочку таких случаев, решительно осуждая безнравственное поведение мужей, и все тут же забудут про это Чили — рыться в чужом грязном белье и обсуждать пикантные детали любовных связей гораздо интереснее.

Но тут шум в зале моментально стих — внутрь вошёл и пристроился в первом ряду сам директор завода. Не то, чтобы Сатчан его боялся — Шанцев прекрасно знал, какие могущественные силы стоят за присланным на завод комсоргом, и не лез в его дела — но все же не хотелось бы облажаться перед директором. Вот что его принесло, он же обычно не ходит на такие мероприятия? Ну, Ивлев, пожалуйста, не налажай уж совсем по-крупному! — мысленно взмолился комсорг.

В этот момент лопоухий оратор, приняв наступившую тишину за сигнал начинать, придвинул к себе микрофон и начал:

— Отлично, товарищи, рад, что все собрались, и мы можем приступать! Нам и не вообразить всю ту тяжесть груза, что лежит на плечах у латиноамериканцев. Как в Российской империи когда-то, дети сызмальства вынуждены идти работать за сущие гроши, которых и на еду не хватает. Да и взрослым работникам империалисты платят такие крохи, что люди постоянно голодают. Американцы еще в девятнадцатом веке заявили, что Латинская Америка их внутренний двор, и всячески помогают своим богатеям разорять честных жителей этого несчастного региона. Социалистическое правительство Чили — это смелая попытка сломать весь этот проклятый режим рабства и угнетения, на которое сотни миллионов латиносов обречены по факту своего рождения. Рабства перед своей буржуазией, рабства перед янки. Сальвадор Альенде — человек с большим сердцем, пытающийся порвать эти цепи и освободить не только народ Чили, идущий за ним, но и показать пример всему континенту!

Щуплый школьник куда-то исчез. На сцене стоял оратор, чувствовавший себя абсолютно непринужденно, уверенный в каждом своем слове. Отдельных слов и слышно не было — выступающий рисовал перед глазами яркие картины того, как страдали латиноамериканцы, включая чилийцев и какой шанс избавиться от угнетения выпал им в лице социалистического строя.

Сатчан немедленно понял, почему он тогда, разговаривая со школьником, решил доверить ему это выступление, нисколько не сомневаясь в его успехе. Слушая дальше, он обалдевал все больше и больше. Откуда такой талант в таком возрасте? Зал затих. Сатчан понял, что ни разу не видел, чтобы столько народу сидело безо всякого шума. Еще недавно хихикавшие девчонки теперь смотрели на Ивлева, как на пророка. Да что девчонки — директор сидел чуть ли не с отвалившейся челюстью — а этот