– Стой! – раздался громкий окрик позади. Варя затравленно обернулась, отчетливо распознав мощный баритон Твердышева, жеребец которого через пару минут поравнялся с ее коляской.

Верхом, неизменно во всем черном, Матвей в сопровождении небольшой группы казаков стремглав обогнал их небольшую кавалькаду и встал на пути. Всадники во главе с Тоболевым были вынуждены остановиться. Увидев в руке Твердышева ружье, дуло которого было направлено прямо на них, казаки Василия тоже подняли ружья, направив их на Матвея и его людей. Извозчик натянул вожжи, и коляска остановилась.

Варя ахнула, не понимая, отчего Твердышев так скоро догнал их, в этот минуту она боялась только одного, что начнется стрельба. Казаки, что были с Матвеем, окружили коляску и ждали его дальнейших распоряжений.

– Опустите ружья, я не хочу крови, – громко отчеканил Твердышев.

Матвей пробежался бешеными глазами по всем. Сначала по Василию, который вмиг стал бледен как полотно, предполагая, что теперь его ожидает, а затем по остальным казакам, которые неуверенно мялись, все же не желая опускать ружья. В последнюю очередь взгляд Твердышева остановился на девушке, сидящей за извозчиком в легкой коляске. Он вновь вспомнил, как пару часов назад к нему на завод прибежала запыхавшаяся Машутка и затараторила с порога:

– Тятя, Варвара Дмитриевна уехала! Скорее! Ты еще успеешь воротить ее. Мы думали, она к бабке Евгении пошла! А Гришка рыжой прибежал к нам и сказал, что она с Тоболевым Василем Егоровичем в Кунгур поехала!

После этого заявления дочери Твердышев, наверное, минуту находился в ступоре, а затем ощутил, как кровь прилила к голове. Вмиг впав в бешенство от этой ужасающей новости, Матвей уже через несколько минут стремглав поскакал в поселок. Там, найдя испуганного Гришку, он выведал у него, по какой дороге уехали Тоболев и Варя. Узнав от мальчишки, что уехали они утром, да еще в сопровождении нескольких казаков с завода, которые были в тот день в увольнении, Твердышев окончательно рассвирепел и поскакал обратно на завод.

Там Матвей собрал десяток казаков и велел гнать коней галопом, чтобы как можно скорее догнать беглецов. И вот всего спустя час с небольшим они увидели небольшую кавалькаду всадников, ибо, как верно рассчитал Матвей, с коляской они не могли уехать далеко.

– Я сам первый опущу, – громко сказал Твердышев, опуская ружье.

Казаки Тоболева, видя это, повиновались. Матвей прищурился, поняв, что никто не жаждет стрелять. Он подъехал на своем жеребце ближе к коляске, где сидела испуганная бледная девушка.

– И далеко это вы собрались, Варвара Дмитриевна? – пророкотал Твердышев, испепеляя ее жутковатым взглядом. Она хорошо видела, что лицо мужчины бледно, а на скулах ходят желваки. Бешенство отчетливо отражалось в его зеленых прищуренных глазах.

– Я уезжаю в Петербург, – громко и уверенно ответила Варя, выдержав его яростный испепеляющий взор. – Дайте нам проехать.

Матвей угрожающе оскалился и промолчал. Многодневная щетина-борода покрывала его лицо, и Варя подумала, что, видимо, на заводе действительно завал, как и говорил ей Никифор, раз у Твердышева не было времени даже побриться. Он отъехал от девушки и остановил коня напротив Тоболева.

– Ты зря, Василий, против меня вздумал идти. С тобой у меня будет короткий разговор. А вам, парни, – обратился Матвей уже к пятерым казакам, которые были с урядником и теперь недоумевая переглядывались друг с другом. – Обещаю, что забуду о том, что вы необдуманно примкнули к Василию. Если немедля подчинитесь моим приказам и поедете с нами обратно. Тем же, кто решит пойти супротив моей воли, темницы не миновать!

Варя похолодела, дикими глазами окинув мощную фигуру Твердышева, который сидел верхом в трех шагах от нее. Она прекрасно понимала, что Матвей настроен решительно. И ощущала, что он вновь вершит свою волю над ней.

– Василий Егорович! – нервно воскликнула девушка, не выдержав, обратившись к Тоболеву, который молча сидел на своем жеребце, хмуро смотря на все происходящее с каменным лицом. – Вы так и будете молчать?

– Как-то не по-людски это, Матвей Гаврилович, девку насильно держать, – вдруг произнес один из казаков, что были с Тоболевым, похоже, самый храбрый из всех.

– Ишь ты, как заговорил Михайло! – процедил тут же Твердышев, чуть придвинувшись к нему на своем жеребце. – Ты, видать, забыл, кто помог тебе, когда твоя женка болела, а детишки голодом сидели? Али и ты забыл, Прохор? – обратился Матвей уже к другому молодому парню лет двадцати. – Когда твоя мать умерла, кто похороны ее оплатил да устроил так, чтобы упокоили ее в Свято-Троицком монастыре, где она всегда хотела? И ты, Роман, видать, про вольную забыл, которую я для тебя выхлопотал и у изверга Жданова тебя выкупил?

Михаил, как и Прохор, стыдясь смотреть на Твердышева, промямлили что-то о том, что помнят они все.

– По-моему, никого из вас я не оставлял в трудный час, молодцы, разве не так? – продолжал, входя в раж, Твердышев. – И так вот теперь вы мне за добро платите? Супротив меня идете?

– Да не подумавши мы, – закивал Михаил.

– Ну что и вы надумали? – спросил Матвей, пробегая испытывающим взглядом по всем.

И Варя с прискорбием увидела, как все пятеро казаков из их сопровождения переехали за спину Твердышева.

– Прости, Василий, не наше это дело, Матвей Гаврилович прав, – произнес Роман, боясь смотреть на Василия, который все так же упорно молчал.

– Прекрасно! – вдруг взорвалась Варя. – Я обойдусь и без вас! Тем более осталось всего десять верст до Кунгура!

Она встала в коляске и собиралась уже пересесть на козла, как мужик-извозчик хмуро взглянул на нее.

– Вы это чего удумали, барышня? – ощетинившись, буркнул мужик.

Тут же около них вновь оказался Твердышев. Вплотную притиснувшись к коляске и чуть наклонившись, он тихо, но с угрозой заявил прямо в бледное лицо девушки:

– Если не угомонишься, яхонтовая моя, то поедешь поперек моего седла, животом вниз. Обещаю! Вот все позабавятся!

– Вы… вы… – пролепетала Варенька, едва не плача, понимая, что Матвей вполне может реализовать свою угрозу. – Как же я вас ненавижу! – наконец прошипела она, окатив мужчину ненавидящим горящим взглядом, и обреченно плюхнулась обратно на сиденье коляски.

Обратная дорога прошла для Вари за один миг. Твердышев и казаки весь путь следовали за коляской до самого поселка. Лишь при развилке дорог Матвей приказал казакам ехать на завод вместе со связанным Тоболевым, сидящем на своем коне и зло смотрящем на всех, так и не проронив ни слова. Варя всю дорогу еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться, и думала о том, как горька ее судьба. Уже у ворот дома, когда извозчик остановил коляску, Твердышев быстро спешился и, проворно подойдя к девушке, почти силой стащил ее с сиденья. Отобрав у нее небольшую поклажу, которую она сжимала в руках, жестко схватил ее за локоть и поволок в дом.

Ольга была на дворе с детьми и чистила яблоки для варенья. Едва Твердышев с Варенькой появился в воротах, Ольга позеленела от злости и ехидно прохрипела: