Рядом с ее родственниками находились Арборетти всопровождении Франческо и Роберто. Здесь были все, кроме Йена. Ониприветственно кивнули ей, а Майлз даже попытался улыбнуться. Но ничто не моглокомпенсировать в ее глазах отсутствие Йена, которое красноречивее всегоподтверждало то, что именно он подал на нее в суд.

В противовес всем ее измышлениям двери зала вдруграспахнулись, и, не обращая внимания на вопросительные взгляды Франческо иРоберто, Йен прошел к скамье Арборетти и сел, морща лоб и щурясь, как будто егоодолевала нестерпимая головная боль.

Прежде чем явиться на суд, Йен провел несколько утомительныхчасов в сенате — единственном органе власти, который мог воспрепятствоватьвынесению смертного приговора Бьянке. Он использовал все могущество фамилииФоскари, но безуспешно. Они остались непреклонны. Йен не мог найти в себе силывзглянуть в лицо Бьянке, чтобы она увидела его неспособность защитить ее. Ониспользовал всю свою политическую власть и могущество титула, даже предложилувезти Бьянку из Венеции, став добровольным изгнанником, но теперь емуоставалось лишь сидеть на жесткой, неудобной скамье и смотреть, как женщину,которую он уже готов был полюбить, обвиняют в убийстве.

Стражники ударили в пол прикладами. Все еще хмурясь, Йенподнялся вместе с остальными, чтобы приветствовать судей. Никто не знал, ктоони, — дань вековой традиции, свидетельствовавшей о неподкупности суда.Впрочем, это не мешало горожанам все же преподнести им дары, чтобы повлиять наисход дела. Один из судей, входящих в заду, размышлял о том, на что потратитьвзятку в тысячу двести дукатов: на новую гондолу или на любовницу.

Судьи прошествовали перед собравшимися и уселись на высокиестулья. Толпа на улице подняла недовольный рев, когда служитель попыталсязакрыть перед ними двери. Если уж им нет места в зале, то могут они хотя быслушать процесс! Служитель оглянулся на всемогущего судью, но тот решительнопокачал головой. Все знали, что дела об убийстве всегда подогревали нездоровыйажиотаж в массах.

Бьянка стояла посреди зала, солнечный свет из окна бил ейпрямо в лицо. К ней вернулось самообладание, и она решила бороться за себя. Онане доставит Йену удовольствия легко избавиться от себя, тем более что он несмеет даже встретиться с ней взглядом. Один из судей, Альвизе да Понте,поднялся с места. Бьянка подумала, что он очень похож на мертвеца. Ни еговнешний вид, ни хриплый голос не рассеяли атмосферу дурного предчувствия,которая витала над залом. Произнеся традиционную публичную молитву осправедливом и мудром судействе, он обратил к Бьянке свое продолговатое,похожее на посмертную маску лицо.

— Синьорина, насколько вам известно, суд не занимаетсяразбором анонимных прошений, если они не подкреплены неопровержимыми доказательствами.Обвинения, выдвинутые против вас, весомы и доказательны. Вы обвиняетесь вубийстве Изабеллы Беллоккьо, известной в городе куртизанки. Если вы непризнаетесь в этом, мы предоставим вам доказательства и возможность защищаться.Процесс будет необоснованно долгим и бессмысленным, потому что улики против васмногочисленны и достоверны. Поэтому я советую вам признаться в убийствебезотлагательно. Это избавит всех от ненужных треволнений, и Господь смилуетсянад вами. Вы согласны?

Роберто и Франческо затаили дыхание.

— Я не убивала Изабеллу Беллоккьо, — глядя прямо вглаза судье, недрогнувшим голосом ответила она.

Синьор Альвизе разочарованно вздохнул.

— Хорошо. В обвинении сказано: днем одиннадцатогоноября сего года вы убили куртизанку Изабеллу Беллоккьо в ее постели. Вы долгои безуспешно пытались взять над ней реванш, а затем в порыве ревности нанеслией предательски смертельную рану в сердце. Затем спрятали тело, расчленили егои утопили.

— Ха-ха! — громко воскликнул Йен, вставая с места.

— Я попрошу вас сесть, д'Аосто, или покинуть залсуда, — обратил к нему свое бесстрастное лицо судья. — Еще однаподобная выходка, и вас выведут насильно.

Йен тут же опустился и не стал возражать.

Еще до того, как он так бездарно вмешался в процесс, Бьянкапрониклась к нему презрением. Обвинение в убийстве само по себе отвратительно,но сопровождать его жестокими анатомическими подробностями с оттенкомсексуальной извращенности вовсе подло! Она обернулась, чтобы наградить егоуничижительным взглядом, но в этот момент к ней подошел стражник и что-топротянул.

— Хмурое выражение вашего лица свидетельствует о том,что вы узнали бумагу, синьорина. — Это было утверждение, а не вопрос, иБьянка не успела объяснить, что ее хмурый взгляд предназначался жениху.

— Да, ваша светлость. Я узнаю. Это третий сонетПетрарки.

Второй судья, Архимед Сегузо, взглянул на нее из-подполуопущенных век:

— Мы здесь не для того, чтобы восхищаться вашейобразованностью, синьорина. Вы узнаете руку, которой это стихотворение написано?

— Да, это писала я, — призналась Бьянка, непонимая, куда клонят судьи.

— Сколько подобных любовных сонетов послали вы ИзабеллеБеллоккьо? — Теперь судья не спрашивал, а угрожал.

— Ни одного.

Синьор Архимед удивленно раскрыл глаза и улыбнулся в кошачьиусы:

— Тогда объясните, как этот сонет, написанный вашейрукой, оказался в доме Изабеллы Беллоккьо.

— Я написала его у нее в доме, — спокойно ответилаБьянка. Даже такой ограниченный человек, как синьор Архимед, мог видеть, чтоона говорит правду. — Изабелла была неграмотной, и я учила ее писать. Онапопросила меня записать любовный сонет, который она могла бы копироватьсамостоятельно.

— Советую вам, синьорина, не злоупотреблять нашимдоверием, — ответили ей. Она переоценила свою аудиторию. Глаза, взиравшиена нее, снова стали прозрачно-ледяными. — Как долго вы находились влюбовной связи с Изабеллой Беллоккьо?

— Я никогда не находилась с ней в любовнойсвязи, — поежилась Бьянка, перебирая влажными пальцами ног, чтобы они неонемели.

— Возможно, вы и не считаете это проявлением любви. Ивсе же, когда вы стали домогаться ее любви?

— Я никогда этого не делала. — Она понимала, чтовозражать бесполезно. К тому же ноги предательски немели.

— Синьорина Сальва, оцените здраво свое положение. Унас есть весомые доказательства того, что ваши сексуальные интересы не касаютсямужчин.

— Правда? — Внезапно тепло разлилось по ее телу,возвращая ей самообладание. — Надеюсь, вы их представите. Это будетзанимательно.

Третий судья поднес лупу к глазам. Корнелио Гримани былизвестен своей способностью сохранять полнейшее хладнокровие в течениепроцесса, а потом эффектно поймать преступника на каком-нибудь факте. Многиеотносили последнюю его способность на счет увеличительного стекла, которым онпользовался. Казалось, оно обладало магическим свойством проникать в души итайные мысли преступников и разоблачать их.