Четверг

Этого дня мы с Ванькой ждали, затаив дыхание. Оба были как на иголках. Вот только сыну было позволено грустить напрямую, я же сходила с ума молча. На работе от меня сегодня было мало толку, от чего даже начальница нашего отдела с подозрением начала коситься в мою сторону. К моему глубокому сожалению, но у меня даже похмелья не было после вчерашних возлияний, на которое можно было бы немного переключиться.

Внутри меня всё негодовало: как это так, я больше не увижу Дамира. Чувство было абсолютно эгоистичное, потому что если я вчера и поняла что из нашего откровения с Женей, так это то, что я сама разрушила всё что можно. И если бы это только касалось меня одной. Но нет. Я пришла к Дамиру в поисках поддержки, совсем не подумав о том, что для него это всё тоже будет не просто так.

Я люблю тебя. Как же мне хотелось прийти к нему и… пасть к его ногам. Чтобы просто сидеть рядом с ним и молчать, ощущая как его пальцы перебирают мои волосы.

В моей всеохватывающей печали мой идеальный “Давид” казался прекрасным как никогда. Прекрасным и несчастным. И этого я себе тоже не могла простить. Мне вообще начинало казаться, что я только и делаю, что несу боль дорогим мне людям.

Я планировала повторить свой вторничный фокус и выйти с работы вовремя, но на этот раз не сложилось, и я опять опаздывала. Вот только сегодня мне казалось это чем-то фатальным. Потому что с моих опозданий всё началось… неужели ими всё и окончится?!

Не хотелось никаких воспоминаний. Не хотелось никаких параллелей. Но стоя в пробке, я упорно вспоминала вкус его губ и прикосновения ласковых, слегка шершавых пальцев на своей коже, и акцент… тихий и едва различимый, но пробирающий до самых остовов.

В комплекс я вбежала уже запыхавшись, запнувшись на привычном месте. На этот раз обошлась без травм. Отмахнувшись от девочки на ресепшене, я пробежала мимо, краем глаза отметив для себя, что скамейки с родителями уже успели опустеть.

Я чуть ускорилась, сворачивая в коридор, который вёл к тренерской, и со всего размаху врезаясь в кого-то. Ойкнула и испуганно шарахнулась в сторону, чуть опять не полетев со своих шпилек. Ну вот ничему не учит меня жизнь!

Надёжные руки перехватили меня за талию, и я по инерции полетела прямо на Дамира. Впрочем, он не возражал, теснее прижимая меня к себе.

Знакомый запах вскружил мне голову, и я, готовая уже на всё, резко вскинула голову вверх, моментально растворяясь в глубине его глаз.

Взгляд его тут же потемнел, становясь практически чёрными. Губы слегка дрогнули.

-Привет, - одновременно выдохнули мы оба.

Сердце в груди пропустило удар.

Надо было высвободиться из его объятий, но вместо этого я протянула свою ладонь к его лицу, проводя по колючей щеке, словно не веря, что это действительно он.

Дам извернулся и коснулся губами основания моей кисти. Такой знакомый жест. Такой свой. Такой родный.

Мне казалось, что я готова разреветься опять, но его взор удерживал меня от такой глупости, потому что зачем тратить время на бессмысленные рыдания, если его и так почти не осталось ни на что.  

-Вот и всё? - прохрипел Бероев, чуть сильнее сжимая пальцы на моей талии.

Вместо ответа я закрыла рукой его рот.

-Молчи, просто молчи, - очумело приказала я Даму, оттягивая приход реальности хоть на чуть-чуть. - Я не должна была к тебе приходить. Ни тогда, ни сейчас.

Оправдание так себе, но это всё, что у меня было.

-Не должна, - подтвердил он, отводя голову в сторону. - Не должна. Но чёрт возьми, я так этого хотел!

Сказано было с таким неистовым чувством, что я даже рот приоткрыла от удивления.

Дамир, уставился на мои губы, предупреждающе рыкнув.

-Я тебя сейчас поцелую.

Я зачем-то облизала губу, заворажённая тем, что плескалось на дне его глаз.

-А я так боялась, что не захочешь…

Остатки самообладания в нём всё-таки ещё были. Дамир повернул меня к стене, давая опереться на неё спиной, а сам воровато осмотрелся. В коридоре мы были одни.

-Когда же это уже прекратится?! - неведомо кому пожаловался он и поцеловал меня.

Стенка оказалась очень даже не лишней, потому что у меня тут же подкосились ноги, но Дамир, нависающий надо мной, уверенно придерживал, не давая рухнуть со своих шпилек.

Внутри меня всё трепетало, полыхало и плавилось…

Время вновь потеряло всякое значение.

И если бы была возможность, я бы так и осталась с ним навсегда в том коридоре...

Но протяжное детское “Нееееееет” обрушилось на меня всей своей неотвратимостью.

Катя отреагировала быстрее, с силой оттолкнув меня от себя. Я отскочил на пару шагов, и мы оба замерли, во все глаза смотря на Ивана, застывшего в конце коридора возле выхода из раздевалки. Ошеломлённый мальчик стоял, открыв рот, из которого ещё совсем недавно доносился крик, а в зелёных глазах, так похожих на материнские, стояли наворачивающиеся слёзы. Из детского рюкзака с формой, который упал к его ногам, эпично выкатилось красное яблоко… Одного взгляда на Ваню хватило, чтобы понять: наше и без того призрачное будущее рухнуло раз и навсегда. Но это была очень плохая мысль, поскольку она была о нас, а думать нужно было о другом… о том, как один шестилетний ребёнок только что пережил предательство двух дорогих ему людей.

-Вань, - почти срывающимся голосом позвала его Катя. - Ванюш, мы сейчас всё объясним.

Но Ванька тряхнул головой, при этом глядя на меня. И я невольно подался к нему, но Катя перехватила меня, взглядом заставляя оставаться на месте.

Так мы и стояли, пока мать не попыталась сделать к сыну неуверенный шаг. Тот сразу встрепенулся и выдал своё болезненно-отчаянное:

-Я думал, ты мне длууууг! - нещадно картавя, проголосил Ванька. Я же всё-таки не выдержал и, вопреки Катиному предупреждению, рванул вперёд. Но не зря она была мать, которая явно лучше представляла, что ждать от собственного сына. Ибо стоило мне начать движение в его сторону, Ваня резко развернулся и кинулся бежать от нас вглубь спортивного комплекса.

-Не смей, - рыкнула на меня Катя, тут же сорвавшаяся за ним, на ходу скидывая свои туфли. Они оба скрылись за поворотом, а я так и остался стоять в коридоре в сюрреалистичной компании яблока и разбросанной пары туфель. Как назло в коридоре стали появляться люди, направляющиеся в зал. Я глухо выматерился, подхватив с пола вещи Лариных.  

  Меня потряхивало. Только сейчас до меня со всей неотвратимостью стало доходить, что на самом деле на кону стояло счастье лишь только одного-единственного человечка - Ваньки.

И да, я мог иметь хоть трижды прекрасные отношения с ним, но его отец - Слава. А это значило очень многое, если не всё.