Четверг

Ваня всю дорогу молчал, забившись в угол заднего сиденья и нервно обнимал свои колени. Я всё время поглядывала на него в зеркало заднего вида, теряясь в догадках, как же мне его позвать, так чтобы услышал, чтобы понял… Как успокоить этого маленького героя, чей мир буквально рушился на его глазах.

Я так отчётливо помнила первую нашу встречу, когда акушерка в роддоме положила такого крошечного сына на мою грудь, а я разревелась от переполняющих меня чувств. Там было много всего… и всепоглощающее чувство любви, и страх, что не справлюсь… А ещё жгучее желание защитить от всех бед и проблем этого мира.

И вот пришло время честно признаться во всём… я не справилась. Облажалась по всем фронтам. Даже плакать не хотелось. Ощущение выжженной пустыни внутри убивало любые эмоции.

Со стоянки мы шли в гробовом молчании. Ребёнок шёл спотыкаясь, собирая все кочки, как если бы ноги отказывались его нести. Но любую попытку помочь или поддержать он воспринимал в штыки, каждый раз шарахаясь в сторону. Мне приходилось идти за ним на расстоянии пары метров, которые казались мне самой настоящей пропастью.

Разум по-садистки теребил случившееся в клубе. И всё… абсолютно всё в этом мире меркло по сравнению с тем разочарованием, что стояло во взгляде сына.

Захотелось рассмеяться, истерично и нервно...  Влюбиться она надумала, дура! Вся ситуация казалась насмешкой над моей жизнью, в которой мне по какой-то причине померещилось, что я могу что-то там сама решать и выбирать. Немое неподчинение за спиной - вот мой удел всему.

Наш разговор с Ванькой ещё долго будет тлеть в моей душе. Еле догнала ребёнка, который вдруг решил, что ему, собственно, некуда бежать, забившись в угол, словно затравленная зверушка. Его немое мычание на мои судорожные попытки хоть что-то объяснить.

Да и что я ему могла сказать? Прости, сынок, но мама вдруг решила влюбиться. Вообще в тот момент про это не думалось. Лишь ярое желание пробиться через стену, которую он выстраивал вокруг себя.

Даже когда с Дамиром прощалась, понимала, что это всё уже не важно… А может быть, просто сработали предохранители. Потому что придись мне там ещё переживать за него… оставалось только пойти и удавиться. Хотя то, что он переживал не меньше моего, я видела и, наверное, даже ценила, но только как-то тускло и отдалённо, потому что сил на чувства не было.

Домой заходили в тягостном ожидании, словно в преддверии бури. Ванька скинул кроссовки и унёсся в свою комнату.

Хотелось зацепиться за что-нибудь понятное и рутинное, отсюда моё слабое напоминание про то, что надо вымыть руки. Но вместо ответа - безапелляционный хлопок дверью.

Часы метрономом на стене отсчитывали отведённое время до моего приговора, который мне ещё предстояло вынести себе…

Переоделась. Умылась. К чёрту сняла линзы, отчего-то начинало резать глаза, как если бы мне насыпали в них песка. Потом долго торчала на кухне, механическими движениями нарезая всё, что попало под руку в холодильнике, судорожно прислушиваясь к тому, что творится за стенами детской.

А потом поняла, что больше не могу… И, отшвырнув от себя разделочную доску со всем, что лежало на ней, на дрожащих ногах отправилась к сыну.

Он лежал на постели, отвернувшись к стене. Я печальным взглядом окинула фотообои, которые мне когда-то так нравились. На них было запечатлено множество воздушных шаров, тех что были огромными, с корзинами и стропами. Слава называл это “детским садом”, я же надеялась на то, что однажды Ванечка поверит, что в этом огромном мире возможно всё. Теперь же казалось, что это всё насмешка над нами… и все мы застряли здесь, на земле, неспособные летать и мечтать.

Присела на край кровати, и, едва касаясь, провела кончиками пальцев по выпирающим позвонкам, которые были видны даже через детскую футболку.

Думала, что отвергнет, но ребёнок лежал, не шевелясь. И я приняла это за знак.

-Ванечка, - осторожно позвала я сына. - Давай поговорим?

Вместо ответа он тяжко сглотнул.

Пришлось отталкиваться от этого.

-Я знаю, что ты очень расстроился, когда увидел сегодня нас с Дамиром Рустамовичем. И знаешь, мне бы очень хотелось сказать тебе, что это ты не так всё понял. Но…

-Ты теперь от нас уйдёшь? - вопрос прозвучал, как вспышка в ночи. Так же неожиданно и обескураживающе.

-Нет! Что ты?! Как тебе вообще такая мысль в голову пришла?!

Сын молчал, а я чувствовала, что задыхаюсь от рвущихся наружу криков. А потом он вдруг зашевелился и повернул ко мне свою заплаканное лицо.

-У Ани из садика мама от них ушла к другому дяде. И Аня теперь только с папой живёт.

Во все глаза смотрела на сына, отказываясь верить в то, что он мог подумать, что я способна уйти от него.

-Ванечка, ну что ты! Я никогда и ни за что не уйду от тебя. Я очень… Слышишь? Очень люблю тебя.

-А папу? - ребёнок, как всегда, бил прямо в цель.

-И папу люблю, - чуть тише отозвалась я.

-А Дамира? - то, что он не использовал отчества, что-то значило… вот только до меня пока не доходил истинный смысл его слов.

-Дамир… Рустамович, - хороший человек. Очень хороший. И поверь, он ни в коем случае не хотел обидеть тебя… Просто… - слова шли с трудом, речь путалась, а к горлу поднимались невыплаканные слёзы. - Я очень плохо поступила. По отношению к папе… и тебе. Но я постараюсь всё исправить. Сделаю всё, чтобы вы были счастливы.

Невольно процитировала обещания Дама. Он тоже клялся, что сделает для нашего с Ваней счастья всё что угодно.

-А Дамир? - уже чуть настойчиво повторил сын.

-Он тоже… понял, что был неправ. С этого дня нам придётся идти разными дорогами. Он по одной, а мы с тобой и папой - по другой.

-И мы никогда больше не увидимся с ним?

Произнести это вслух я не смогла, просто мотнув головой. Нет, Ванечка, не увидим.

Мои предохранители всё-таки сгорели, выпуская едкие мысли о том, что я сейчас, по сути, отрекаюсь от Дамира, предавая его и то немногое, что успело случиться у нас. Ведь это было даже не счастье… но что-то неожиданно понятное и глубокое, отчего впервые в жизни можно было быть собой… Будто впервые попала домой.  

Сын долго смотрел на меня в упор, не издавая ни звука, но потом всё-таки набрался храбрости для своего последнего вопроса.

 -И что будет теперь?

Пожала плечами, но потом решила, что это не выход, и ребёнку надо дать хоть какую-то перспективу.

-Попробуем жить по-новому? У нас же был с тобой план, про шахматы и дзюдо. Вот и рискнем?

Сын больше не чурался меня, но и поцеловать не позволил, резко уткнувшись в подушку лицом при моей попытке коснуться его губами. На этом разговор был окончен.