Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Каждый, кто пытается или думает навредить избранной моего сына, будет арестован! — Ремизель выплевывала каждое слово. И от ее предостерегающего голоса у меня выступили мурашки. — Среди вас была изловлена ведьма! Это расстроило меня. Я доверяла вам! Но одна из вас отплатила подлостью. Поэтому, я меняю условия и объявляю: сегодня половина из вас покинет отбор.
Раздались стенания, робкие возгласы, но королева оставалась суровой.
— Обман царствующей особы считается изменой и сурово карается. Подделка документов, предоставленных на отбор, тоже восприму как предательство. Но той, что сознается в обмане сейчас, — Ремизель обвела каждую ожигающим взглядом, — будет милостиво позволено покинуть поместье. Итак, сделайте шаг вперед.
Я думала: никто не выйдет, но четыре девушки сделали робкий полушаг и вышли вперед. Среди них была и Льель, чей разговор тогда подслушала случайно. Они стояли, низко опустив головы, и ждали своей участи. Ведь, сознаваясь, рисковали. Но королева не разочаровала меня.
— Покиньте замок. Оставшиеся же получат свои листы и, если осмелятся, могут зачитать вслух!
«Охо! — встрепенулась я. — Вот сейчас узнаем, кто злючка, а кто трусливая слизнячка! Ну, кто осмелится сказать гадость в глаза, когда на мне платье с барского плеча и брюлики, ась?!» — я обвела оставшихся шесть девушек, не считая нас с Терезией, ехидным взглядом.
Оливида гордо выдержала взгляд. Миритель и Линель — две тихушницы отвели глаза, а три другие, которых я не знала, еще не определились. Сказать гадость очень хотели, но чуяли подвох в словах королевы.
Лакей раздал сочинения и, мы встали полукругом, чтобы зачитать обличение или похвалу. Однако я заметила, что у Терезии лишь один лист, и на нее красноречиво поглядывает королева, мол: не смей трогать ликонку!
Почему-то начали с меня.
— Начинайте, леди Лавира, — любезно обратилась Верезия, и пришлось зачитать:
— Приметна, всем хороша,
но не лежит к тебе душа.
Не стоит злиться, унывать,
Всего-то надо понимать:
Мудрость и терпение —
Укажут направление,
И к сердцу его приведут.
— Кому же ваше творение посвящается? — нахмурился Олистер.
— Мне, — ответила без скромности.
— Уверены?
— Да, Ваше Высочество. Я не поэт, поэтому что уж получилось.
Чуял жук, что завуалировано желала победы Оливиде. И судя по ее сверкнувшим черным глазищам, она догадалась.
— Следующее, — поторопила королева.
— Жила одна леди красивая, но зловредная и сивая.
А еще нетерпеливая и жутко говорливая.
Иногда упрямая, бесстрашная и властная,
и достанется кому-то в одни руки столько счастья, — зачитала и покосилась на пораженную Терезию. Однако «ругательством» она осталась довольна.
Потом Терезия зачитывала, но стих про Оливиду сократила, убрав самое обидное.
«Недалекая особа, лишенная стыда,
мечтает стать зазнобой известного лица,
Позвольте: но кто же она? Узнать сию даму легко:
Ведь и зовут ее Нетоза, почти что как заноза».
Ликонка похоже, была тронута подобным вниманием.
Кроме Линель, остальные отказались зачитывать свои эпиграммы и похвалу себя. Однако бывшая моя попутчица решилась, потому что осознавала: может упустит шанс вылить на меня ушат помоев и избранной не стать. Дрожащим голосом она зачитала:
— Как велико мое презренье!
Ты безобразна и толста,
В карете едешь без корсета,
И вечно что-нибудь жуя!
Тебе не место среди дам,
Ты, как крестьянка, вся в навозе,
И от тебя лишь смрад и гам,
Ты не достойна быть в отборе!
Зря она это сделала. Ремизель потемнела лицом, постучала пальцем по позолоченному подлокотнику и процедила, обращаясь к ней:
— Вон!
Я выдержала удар, но было противно. И если бы на зачтении присутствовали аристократы снобы — мне мало не показалось бы. На всю жизнь прилипло бы прозвище «навозница», хотя моюсь каждый день, и пахнет от меня приятно.
— Не потерплю набитых дур и склочниц! — королева-мать была не в духе. — Вас осталось семеро. Через две седмицы состоится бал, на котором будет объявлено имя избранной! — она встала и торопливо покинула кабинет. За нею устремились сестра и сын.
— Зачем нужно было это устраивать? И кто придумал дурацкий конкурс?! — негодовал Олистер.
— Твои избранная! — прошипела Ремизель. — Зато дурацкий конкурс помог найти ведьмовское недоразумение. Сама выдала себя, понадеявшись, что лист с проклятьем попадет в руки баронессы. Какая разница: петь, вышивать, злые стишки слагать, если и так все ясно. А других оставила, чтобы шпионы помучились. Не собираюсь облегчать им задачу.
А еще, Олистер, я впервые сожалею, что она не моя дочь! В ней есть политический дар, выдержанность и тонкое коварство!
— Если вы от нее в восторге, от чего же позволили зачитать мерзкий пасквиль?
— Это урок. Будущая королева всегда должна быть идеальной. Даже на смертном одре.
Принц смотрел на мать.
«И к чему речь о смерти? Да вы еще лет пятьдесят будет здравствовать! О, Всевидящий! Властной королевы хватает, а если она с Кризель сойдется — изведут меня!»
— Видел ее каракули?
— Да, — кивнул сын.
— Найми ей учителей! И вообще, сделай же что-нибудь, чтобы растопить лед между вами!
— Но что?!
— Не дурак — придумай сам!
Раздосадованный словами матери, Олистер шагал к конюшне. Быстрая езда, когда ветер в лицо, лучше всего приводила в чувства, но по дороге спохватился:
«Хотела научиться держаться в седле? Замечательно! Зачем что-то придумывать, если подходящий повод на виду?» — и бросил личному слуге, следовавшему по пятам: — Передай баронессе Лавире приглашение на конную прогулку. Скажи: отказ не принимается, и чтобы торопилась!
Лично выбрал для нее смирного мерина, мужское седло и стал дожидаться прихода Кризель. А чтобы не скучать, нарезал круги на строптивом игреневом жеребце.
Когда заметил ее у левады, остановился.
— А где локоны? — спросил, оглядев ее странную прическу.
— Не успела. Могу вернуться после того, как приму более надлежащий случаю вид, — пробурчала она, не особенно радуясь, что сам принц соизволил пригласить ее на прогулку.