Но по крайней мере одна из этих сносок вновь поднимала вопрос (активно обсуждающийся в одном румынском монастыре, основанном еще в девятом веке): на каком же языке был первоначально написан Кулхар?

Карл Вильям Блеген, сменивший Шлимана в Гиссарлыке, нашел греческую версию текста в четвертом снизу городе из тех девяти, что наслоились поверх древней Трои. Возможно, в слое VIla, который, как теперь полагают, и был древним Илионом, существуют еще более древние версии? Если так, то среди трофеев, увезенных Агамемноном в Арголис, их не было.

Мы уже упоминали о Свитках Мертвого моря. В 1947 среди сшитых вместе пергаментов, упакованных в полотно, смолу и медные футляры, обнаружили отдельный, явно не относящийся к главным свиткам и не связанный напрямую с ессейскими; древнееврейский текст на нем перемежается иероглифическими знаками. Кун, Бейкер и другие поначалу предположили, что это словарь, нужный для прочтения утраченного египетского текста. Но никто тогда особенно не заинтересовался этим пергаментом – то ли из-за политической ситуации между Египтом и Израилем, то ли потому, что текст на иврите не сочетался с Книгой Исхода. (Эдмунд Уилсон в своей книге о Свитках Мертвого моря даже не упоминает о нем.) А то, что иероглифы действительно египетские, оспаривалось так рьяно, что о находке в концов забыли ради других свитков в других пещерах.

И только в 1971 году молодая американка К. Лесли Штейнер, которой об этом пергаменте сообщил ее друг из Тель-Авивского университета, пришла к выводу, что большинство слов на иврите – это перевод самого известного из древних текстов, Кулхарского фрагмента.

2

К. Лесли Штейнер родилась на Кубе в 1949. Мать – афроамериканка из Алабамы, отец – австрийский еврей. С 1951 живет в Энн-Арбор; ее родители преподавали в Мичиганском университете, где сама она числится теперь в штате трех факультетов: немецкого языка, сравнительного литературоведения и математического.

В математике она занималась в основном новым разделом теории категорий, именуемым теорией наименований, списков и перечисления. К двадцати двум годам она стала одним из трех ведущих американских экспертов в этой области. Эти свои разработки она вскоре применила при расшифровке Кулхарского текста. В двадцать четыре года Штейнер выпустила в издательстве «Боулинг Грин Юниверсити Пресс» книгу «Грань языка» – не труд по расшифровке древних текстов, как мы могли бы предположить, а сравнительный анализ языка комиксов, порнографии, современной поэзии и научной фантастики, получивший самую громкую известность среди кросс-культуральных исследований того времени. Лингвистикой и археологией Штейнер, впрочем, увлекалась скорее в качестве хобби – традиция, идущая от Генриха Шлимана и Майкла Вентриса, которые достигли величайших достижений в этих науках, будучи гениальными любителями.

Достаточно одного ее открытия, что древнееврейский свиток с вкраплением иероглифов – это словарь, составленный для прочтения Кулхарского текста. Но Штейнер пошла еще дальше, установив, что иероглифы не египетские – науке, по крайней мере, такой их вариант неизвестен.

Через полтора года она пришла к выводу, что неизвестное письмо похоже на клинописные знаки Месопотамии или Индской долины. Ее последующие усилия с целью определить, какая именно это клинопись (в процессе Штейнер вычленила три различных варианта среди до сих пор не поддающихся переводу клинописных таблиц) могли бы послужить материалом для другой увлекательной книги. И вот наконец, в 1974, молодой ассистент Стамбульского археологического музея Явуз Ахмед Бей показал Штейнер в запаснике собрание непереведенных (и скорее всего не поддающихся переводу) текстов.

Кодекс, а вернее просто кипа пергаментов, был приобретен в Миссолонги летом 1824; любители романтической поэзии сразу же свяжут этот город и год со смертью Байрона – хотя кодекс, купленный через четыре месяца после кончины поэта в разоренном войной Миссолонги, прямого отношения к Байрону скорее всего не имеет. Тридцатишестилетний поэт, к тому времени обрюзгший, зависимый от алкоголя и наркотиков, по всей видимости понятия не имел, какие сокровища лежат в сундуке в каких-нибудь полутора километрах от его дома. Частный коллекционер, купивший кодекс, тут же увез его в Анкару.

После Первой мировой войны пергаменты переехали в стамбульский музей, где ими если и занимались, то лишь время от времени. Штейнер понадобилось всего полдня, чтобы обнаружить в собрании короткий пятистраничный текст, написанный явно теми же знаками, что и свиток, найденный у Мертвого моря. При помощи древнееврейского словаря и других известных переводов Кулхара было сравнительно просто определить, что это еще одна кулхарская версия, на этот раз клинописная. Важнейшим пунктом стало примечание на еще одном языке в конце пергамента; напомним еще раз, что кодекс приобрели в 1824 и до 1974-го практически не исследовали. Но начиная с конца 50-х каждый любитель, интересующийся древними документами, распознал бы в этом примечании слоговую критскую письменность, известную как линейное письмо Б и расшифрованную молодым инженером Майклом Вентрисом в 1954 г.

Сам пергамент, судя по ряду доказательств, датируется третьим веком н. э., но, вероятно, представляет собой копию гораздо более древнего источника, снятую скорее всего писцом, не понимавшим значения копируемых им букв. Достаточно сказать, что это единственный экземпляр линейного письма Б, найденный не на Крите. А язык оригинала, насколько мы знаем, считался к тому времени мертвым четыре-пять тысяч лет.

Греческое примечание переводится так:

«Слова, что выше этих, написаны первыми знаками, известными мудрецам. Говорят, что это язык страны, именуемой нашими праотцами Транспотия».

Это объясняет, почему Кулхар был так широко распространен в древнем мире: видимо, в Европе и Малой Азии его считали первым образцом человеческой письменности.

Где находилась Транспотия, до сих пор остается тайной; из текста следует, что она располагалась на побережье достаточно обширного моря с островами, отстоящими больше чем на сутки пути от материка. На греческом это скорее всего игра слов, означающая «за ничем». Гомеровское выражение включает в себя возможные значения «за временем» или «некогда отдаленная». Есть, конечно, и более прозаичное толкование: предполагается, что «поти» – акопопа (сокращение) слова «potamos», то есть река, и Транспотия – это просто Заречье. В других переводах встречается также «далекое никогда», что, к сожалению, не помогает определить географические координаты.

Но если критское примечание аутентично, это с большой долей вероятности устанавливает неолитическое происхождение Кулхарского текста, а возможно, и его языка: образцы линейного письма Б были найдены только в неолитических дворцах Кносса, Феста и Малии.

3

Но для того, чтобы понять, какой вклад внесла в лингвистику Штейнер, нам придется на время оставить Кулхарский фрагмент и поговорить о происхождении письма, а также о ее математических трудах.

Современная археология утверждает, что письмо в нашем понимании начиналось не как знаки на бумаге или на шкурах, а как глиняные сферы, полусферы, конусы, тетраэдры,