позднее двойные конусы (биконоиды) и прочие фигуры – одни с отверстиями и линиями, другие без. На протяжении почти пяти тысяч лет, с 7000 по 2000 г. до н. э. они использовались на Ближнем Востоке для ведения счетов; одни фигуры изображали животных, плоды и злаки, кувшины, другие – количество. Их находили при многочисленных археологических раскопках и до последнего времени принимали за бусы, принадлежности для игры и даже предметы религиозного культа. На то, что фигуры во всех местах одинаковы, обратили внимание лишь недавно. Примерно в то же время, как Штейнер сделала свое открытие в Стамбуле, Дениз Шмандт-Бессера убедилась, что клинописные знаки на глиняных табличках Урука и Ниневии – всего лишь двухмерные формы трехмерных фигур с теми же линиями, отверстиями и прочими добавлениями.

Итак, «насилие буквы» – термин Жака Деррида, рассматривающего идею «речи против письма» в западной мысли («О грамматологии», Париж, 1967) – вполне могло начаться, по словам Шмандт-Бессера, «когда глину скатывали в ладонях и делали в ней углубления пальцами». Позднейшие археологические открытия придают новый смысл «двойному письму» или «письму внутри письма» Деррида.

Теория предполагает, что в Месопотамии глиняные фигурки обозначали меры зерна, тюки ткани или животных. Соответствующее число фигур запечатывалось в глиняные «буллы», которые сопровождали грузы и должны были прибыть на место невскрытыми. Чтобы суть сделки была ясна всем, фигурки сначала прижимали к выпуклой стенке буллы-конверта, а уж потом запечатывали. Снаружи оставался, так сказать, список того, что лежало внутри. При судебных разбирательствах сосуд вскрывался в присутствии судей, и предъявлялись оригиналы.

Письмо в нашем понимании, во всяком случае вавилонское, возникло из ситуаций, когда такое письмо-внутри-письма не считалось обязательным. Археологов издавна интересовало, отчего многие глиняные таблички не прямые, а выпуклые. Их принимали за части сосудов, в которых что-то хранилось. Шмандт-Бессера выдвинула теорию, что они просто подражают контейнерам, от которых произошли; постепенно на таблицах стали появляться изображения углублений, сделанных трехмерными фигурками, а позже эти изображения развились в 1500 и более клинописных идеограмм.

Помня о списках, вытисненных на стенке буллы, мы с вами подходим к обзору наиболее ценного, как считают многие, вклада Штейнер. Как пишет она сама в научно-популярной статье, «я попросту пристегнула к своему археологическому хобби математическую теорию наименований, списков и перечисления. Теория НСП имеет дело с разными порядками, с различиями между ними и способами их комбинации. Если у вас имеется порядок с поименованными объектами, вы можете только удостовериться, что ни один объект не является одним из других – ничего более. Теперь предположим, что у вас есть список объектов. Теперь вы знаете не только имя каждого из них, но и его соотношение с двумя другими, «выше» и «ниже» его – опять-таки ничего более. Наконец, в третьем варианте – перечисление – вы получаете так называемый «полный список». Он позволяет вам устанавливать многочисленные связи между объектами – в рамках теории, разумеется».

Последние десять лет теоретики НСП усиленно интересовались тем, что получило название «порядок третьего уровня». Недавно такой порядок стали именовать «языком», поскольку у него на удивление много схожих свойств с языком как средством общения.

В основе «языка», о котором мы говорим, лежит так называемая матрица некоммутативной подстановки. Штейнер определяет ее как «правила, разрешающие однонаправленную подстановку применимых к спискам имен. Допустим, у нас есть объекты с именами A, B, C, D E. Согласно матрице, вместо AB мы можем подставить CDE (хотя наоборот может и не сработать). Вместо DE можем подставить ACD. Вместо любого термина, следующего за ECB, можем подставить AC и так далее». Иногда, по словам Штейнер, так можно получить полную петлю подстановки, которая в теории НСП именуется дискурсом. «Имея достаточное количество дискурсивных (петлевых) и нондискурсивных правил, отвечающих довольно сложным критериям, мы получаем правильную матрицу некоммутативной подстановки, то есть грамматику, язык – или, если хотите, порядок третьего уровня».

Теория НСП началась с попытки создать правила для каждого порядка высшего уровня путем комбинации правил для низших уровней различными рекурсивными способами. Ее первой большой проблемой стало открытие, что если создать правила для «языка» через комбинацию «наименований» и «списков» сравнительно просто, то создать правила для «перечисления», пользуясь только «наименованиями» и «списками» невозможно, пока не создан «язык». Поэтому порядком третьего уровня считается не «перечисление», а «язык». «Перечисление» на котором в той или иной форме основана почти вся математика, на самом деле представляет собой усеченную форму языка. Это оно предпосылается языку, а не наоборот. На нем основана не только математика, но и большинство современных компьютерных схем. Разработать язык из «счетных» правил достаточно сложно, но если пользоваться только правилами для «наименований» и «списков» и выйти на порядок третьего уровня, то есть «язык», он может включать в себя собственную усеченную форму «перечисления».

Чтобы перейти отсюда к археологии и древним языкам, вернемся к факту, о котором мы просили не забывать. Внутри глиняной буллы лежали поименованные объекты, а на ее наружной стенке был вытиснен список этих объектов.

Какое отношение имеет все это к Кулхарскому тексту? Сейчас увидим. Вскоре после открытия Штейнер в стамбульском музее Пьер Амье на раскопках в Сузах нашел буллу с собранием фигур, которые, по крайней мере на рентгеновских снимках, соответствуют немалому числу слов Кулхарского оригинала, и эта булла по всем показаниям датируется 7000-м г. до н. э. Может быть, это и есть древнейшая версия Кулхара? Полной уверенности в этом нет потому, что наружные знаки на стенках сосуда отсутствуют. Либо объекты внутри не были предметом торговой сделки, либо знаки изгладились под действием времени и стихий.

Штейнер сделала следующее: предположила, что Миссолонгский пергамент и есть список, который следовало нанести на стенку буллы, а затем сделала подстановку из многочисленных версий Кулхара на других языках, обнаружив большое сходство между предметами внутри и знаками на пергаменте. Пользуясь как теорией НСП, так и известными переводами, Штейнер творчески пересмотрела последние на основе дискурсивных петель.

Сама она говорит, что фигурки в сузанской булле могут соответствовать словам Кулхара чисто случайно. И даже если это не случайность, «мои выводы очень проблематичны и могут быть совершенно неверными. Но результаты интригуют, а сам процесс доставляет огромное удовольствие».

4

Чем бы ни считать Кулхар, он почти наверняка является одним из древнейших повествовательных текстов, определенно опережая Гомера – а возможно, и Гильгамеша – на целых четыре тысячи лет.

Классический текст западной цивилизации проистекает из устного рассказа, передававшегося из поколения в поколение и наконец записанного, что как улучшает его, так и портит. Это традиционно относится и к Гомеру, и к Эддам. С той же