«В своей иллюзии она видит наш дом… Она живет в нем…»

Шокированная правдивостью видимых мной объектов, я осмотрелась, удивилась тому, как настроенная на мозг заключенной система с удивительной реалистичностью воспроизводила иную реальность – плотную, осязаемую, имеющую цвета и запахи. Реальность, которая тут же попыталась «засосать» меня внутрь. И, может, засосала бы, если бы не зачесалась укусами сотни москитов татуировка на предплечье – татуировка «Крейдена».

«Вон оно что… Она удерживает меня от погружения, от слияния с чужим вымышленным миром».

Все в гостиной выглядело так же, как наяву – комод, зеркала на стенах, даже ковер на полу. Вот только ковер был старым, мы сменили его после того, как один из гостей пролил на него вино, купили с отцом новый – Маргарита об этом не знала. Ее уже «не было». А вот фарфоровый сервиз на столе тот же самый, который до сих пор стоял в шкафу. И съестным пахло вполне натурально.

Черт, я бы тоже поверила, что все здесь настоящее… И, возможно, залипла бы в рассматривании окружения дольше, но в этот момент Маргарита заметила меня, улыбнулась.

– А, ты уже пришла…

«Пришла откуда?»

Значит, я в ее «сне» есть тоже.

– Маргарита, – позвала я ее хрипло – в горле першило, – у меня только пять минут…

– Пять минут на что?

Она отлично меня слышала, и я отлично, по-видимому, вписывалась в ее реальность.

– На то, чтобы объяснить тебе, что место, в котором ты живешь, ненастоящее…

«Как глупо все это звучит… Как в дешевом фильме».

По мне скользнули взглядом. Почему я раньше не видела того, какие красивые у нее темные волосы, какой пытливый и живой взгляд?

«Не хотела видеть».

– Забавно.

Ее ответ пустой – таким отвечают, когда тебя даже «не услышали».

– Это место, – продолжала я, – ты в нем не живешь…

Женщина, сервирующая стол, нахмурилась.

– Тебе не понравилось в театре? У тебя плохое настроение? И… что с твоей прической?

Вероятно, моя прическа была иной, отличной от той, которую она помнила. В театре? Мой ум споткнулся.

– Каком театре? Ты же знаешь, я ненавижу театры! – Чистая правда.

– Разве? А для чего ты записалась в кружок?

Записаться в драматический кружок я могла только в ее фантазиях, но точно не наяву.

– Ты меня не слышишь? – Часы тик-так. – Ты не живешь здесь, это все сон…

– Одна из твоих новых ролей? Пробуешь ее на мне?

«Чем дальше, тем сложнее».

Я начинала беспокоиться, очень-очень сильно беспокоиться. Придется бить наотмашь, иначе спящего не разбудить, долой вежливость.

– Девенторы, – произнесла я жестко, – ты помнишь о них? Они забрали тебя после того, как ты попыталась уничтожить колбу с опасным вирусом. Вспоминай!

Морщина на ее лбу; мелкая рябь по пространству.

– Какой-то плохой… у вас сценарий…

Она все еще пыталась списать «неадекватную» меня на человека, репетирующего роль. Безопасно подстроить под свой мир. Ну уж нет…

– Это ты живешь в сценарии! После того, как тебя изъяли из общества… Ты откопировала документы, схему соединения, помнишь? Тебя приняли за секретаршу. Расшифровала ее после, поняла, что это вирус без периода инкубации…

Марго хмурилась все сильнее – ей не нравилось все, что я произносила вслух.

– …тебя повязали, когда ты пыталась забрать колбу из защищенного отсека…

– Все, хватит…

Она морщилась, как от зубной боли.

– Нет, не хватит. Мы остались без тебя на много лет, пока ты сидишь здесь, веришь тому, что твой идеальный мирок натуральный. – Наверное, бить больного человека словами нечестно, но как еще? – Мой отец состарился от тоски и горя, но тебя так и не разлюбил, слышишь? Он ждет до сих пор… А у меня только пять минут, чтобы вывести тебя наружу. Дверь. Видишь? Дверь! Посмотри…

Но Маргарита не смотрела. Она избегала смотреть на дальнюю стену, где, по ее мнению, никакой двери быть не могло.

Я начинала злиться, хотя мне становилось все яснее определение «закипает мозг» – как раз сейчас он у нее закипал.

– Я… приготовила тефтели… – Она пыталась свернуть на безопасную тему. – Ты как раз успеешь переодеться и вымыть руки…

– Я не собираюсь мыть руки и есть то, чего не существует.

Отчаянно жгло тату.

Было бы гораздо проще вытащить ее за дверь, рванув за руку, но ведь нельзя…

– Мы тебя ждем… снаружи. Отец ждет.

– Твой отец сейчас на работе, – впервые в ее тон вкралась жесткость, и мы, возможно, поругались бы, хотя на это не было времени, но вдруг в прихожую вошла другая я – копия меня, клон. Действительно, в другой одежде, с другой прической. И с пирсингом в брови.

– Пирсинг? – возмутилась я громко. – Ты решила, что когда я вырасту, то проколю себе бровь?

– Привет, мам, – вдруг произнесла моя «копия». Не замечая меня, подошла к Маргарите, чмокнула ее в щеку, сообщила: – Я наверх, переодеваться. Пахнет очень вкусно…

– Да я бы в жизни не назвала тебя матерью! – Теперь моя злость стала вполне настоящей, очень плотной. И иллюзорный мир снова дернулся.

– Знаешь, что я отыскала для нас в магазинчике у Джеба? – послышалось от лестницы.

– Что? – отозвалась Марго тихо.

Кажется, она только теперь сообразила, что в ее мире Вилор две.

– Запись первого альбома ДжиБиз.

И «копия» спокойной упорхнула наверх.

– ДжиБиз? – изрекла я желчно. – Я их ненавижу. Ты что, забыла, что я всегда слушала Айвери Квин?

В том возрасте точно.

Маргарита пыталась сохранять стабильность, как умела. Десять баллов за ее стойкость, которая сейчас была мне совершенно не на руку. И потому я быстро и жестко продолжала давить.

– Что ты навыдумывала здесь? Почему я стала слушать группу, которая всегда нравилась тебе? Выдумала обращение «мам», сменила мне прическу на идиотскую. А этот пирсинг!

– Подростки… любят самовыражаться, когда взрослеют…

Она пыталась оправдаться. Я уже никоим боком не входила в систему ее координат, но Маргарита силилась удержать самообладание в сложной ситуации, когда ей самой казалось, что мир вокруг (или она сама) сходит с ума.

– Пирсинг – для уродов, – подытожила я каменным тоном, и в ее черных глазах проклюнулось некое воспоминание, будто моя фраза срезонировала с чем-то в прошлом и тем самым тронула очередной пласт восприятия. По солнечному холлу прошла очередная череда помех – будто в песню из радио вкрался шорох.