— И примета плохая.

— Не слушайте, моя госпожа, деревенские домыслы, — подала голос Марта и с восхищением оглядела меня, всплеснув руками. — Это платье вам очень идёт. Вы в нём выглядите как настоящая королева. Глупо упускать такой шанс выделиться.

— Это не просто домыслы, Хильда, — похоже, Альма серьёзно рассердилась и даже не заметила, как допустила фамильярность. — Сами знаете, ярла, кроваво-красный не уместен в битвах. Он притягивает ранения. Это вызов богам, а они такого не прощают. Да и это платье…Оно несчастье приносит.

Вид у сестры был зловещим, словно она стала Норной, богиней, возвещающей горестную судьбу самодовольным смертным.

— Не каркай! — подскочила Марта и локтем будто случайно толкнула товарку. — Разве можно такое говорить перед столь важным делом?!

— Тебе-то всё равно, как оно в итоге обернётся, вот и заливаешься соловьем, — Альма в свою очередь тоже не осталась в долгу и демонстративно оттолкнула Марту. — Не слушайте её, ярла, она-то вам не родня. А может и вообще подосланная.

— Моя госпожа, вы же знаете, преданнее меня у вас никого нет. — Марта пригладила причёску и встала передо мной на колени, делая вид, что поправляет подол платья. — И у меня-то точно нет причин вам завидовать. Да и неизвестно ещё, кто из нас подослан. Она-то, — и Марта выразительно подняла белёсые брови, — возможно, и разбалтывает о вас своему любовнику.

— Ах ты, столичная крыса! — Альма подбежала и оттащила Марту за волосы. По комплекции сестра была гораздо крепче горничной, поэтому я всерьёз начала опасаться, как бы потасовка не закончилась увечьями.

— Прекратите обе! — крикнула я и топнула ногой.

Куда там! Меня никто не слышал. Горничные сцепились не на шутку. Марта начала визжать, требуя, чтобы «наглая деревенщина» отпустила её. А Альма, в свою очередь, была настроена заставить «шпионку» извиниться и не позорить «честное имя» моей сестры.

Привлекать чужих было глупо. Я решилась и, в чём была, кинулась их разнимать. Слов они бы не услышали, поэтому в ход пошли пощёчины, которые я щедро раздавала склочницам. Послышался грубый треск рвущейся ткани.

Вероятнее всего, это-то и заставило горничных остановиться. Все, как по команде, посмотрели на мою юбку: подол был почти оторван. Кто-то в пылу драки наступил на него, и теперь мы имели то…что заслужили.

— Довольны? — отдышавшись, холодно произнесла я. — До начала испытания остаётся не больше часа. В чём мне теперь идти по вашей милости?

Девушки снова принялись спорить. Марта говорила, что это сделала Альма, поскольку она с самого начала была против платья, а сестра — что Марта готова на всё, чтобы рассорить нас.

— Прекратите! — снова пришлось повысить голос. Зато горничные перестали огрызаться и уставились на меня, как гимназистки на строгую учительницу. — Доставайте всё, что можно надеть немедленно. И не выглядеть пугалом, конечно.

В итоге пришлось остановиться на ярко-синем платье с длинными рукавами и открытой спиной. Наряд не был неприличным, скорее даже целомудренно-обольстительным. Да и по фигуре сидел идеально. Я опасалась только того, что длинные рукава будут мешать, хотя и не представляла как. Я вообще слабо представляла, как смогу направить свой Дар против кого-то. Особенно против кроля…

— Марта, оставь нас! — приказала я таким тоном, что горничная не посмела возразить. Она с лёгким неудовольствием, отразившимся в чуть опущенных уголках губ да в прищуренных глазах, поклонилась мне и тихонько вышла, прикрыв за собой тяжёлую дверь.

— Я хотела поговорить с тобой, Альма, — сказала я, отвернувшись к окну.

За стеклом в вечерних сумерках угасал короткий зимний день. Снега навалило столько, что почти не верилось, что скоро придёт весна. А с ней и другая жизнь.

— Простите меня, ярла Хильда, — услышала я голос сестры, в котором отчётливо слышалась вина. — Не знаю, что на меня нашло. Но этой Марте нельзя верить. Она сегодня с вами, а завтра продаст ни за грош.

— Скажи честно. Слухи о тебе и молодом человеке… как его там… Лукасе Эльтоне — правда?

Я повернулась к Альме и заметила, что она опустила голову ещё ниже, а по мраморному лбу пошли красные пятна.

— Я не предавала вас, ярла, — пролепетала она, всхлипывая.

— Но ты забыла о своей чести? Ведь теперь это не только твоя проблема, но и моя. Мы родня, — нравоучительно, тоном своей матери начала я, но быстро осеклась. Альма некрасива, незнатна, разве что молода. Могла ли она рассчитывать на то, что женихов будет много? А тут почти благородный, привлекательный, говорливый… Потом, сестра явно не дурочка и наверняка принимала меры, чтобы не опорочить себя и нашу семью.

— Простите меня, Хильда, — Альма залилась слезами. Я подошла ближе и, пару минут поколебавшись, обняла её.

— Не плачь, Альма. На самом деле ты ни в чём перед нами не виновата.

Мы сели на небольшой диванчик и обнялись, словно и правда были настоящими сестрами. Равными. Любящими.

— Я не позволяю Лукасу особых вольностей, — Альма снова вспыхнула.

— Тогда и не плачь, — улыбнулась я и, достав батистовый латок, аккуратно вытерла ей слёзы. — Он говорил тебе о своих намерениях?

По лицу Альмы было видно, что нет. Ладно, разберусь с этим после испытания. Можно будет поговорить с Пьерсоном, его начальником, и даже принудить к помолвке. Невесте короля, а я пока числилась таковой, возможно, и не окажут. Другое дело, принесёт ли подобная сделка счастье Альме?

— Не страшно. Потом всё решим. А пока помолись за меня в часовне. Мне это пригодится, — произнесла я, выдохнув, и встала. Пришла пора показать свои силы.

* * *

На этот раз я явилась самой первой из участниц отбора. И только тут поняла, что в этом не было воли случая. Скорее, почувствовала, чем увидела глазами.

Длинная Тронная зала поразила меня, но не великолепием, хотя бледно-голубое убранство стен, разукрашенных золотыми и серебряными нитями, заслуживало того, чтобы его рассмотрели подробнее. Меня подавляли толстые, подпирающие высокий потолок, колонны и массивная каменная лестница, ведущая к трону. Пустому. Высеченному из чёрного камня провинций Юга. Говорят, что он тоже таил в себе магию, только гораздо более древнюю, чем все нынешние государства вместе взятые.

Стоило мне переступить порог, а зычному голосу герольда во всеуслышание объявить моё имя, как голова закружилась и в горле запершило. Откуда-то потянуло прохладой, напитанный благовониями воздух загустел. Придворные, толпившиеся справа, расступились, и я увидела дерево тиса, доходившее мне до пояса. Оно росло в золоченой кадке, окруженной решёткой не выше колена. Священное древо, чьи корни достигают загробного мира…

Значит, кто-то мог и умереть сегодня. Только я об этом подумала, как появилась жрица Хель, одетая в золотистые одежды. Её сопровождали девять младших послушниц в облике дочерей богини смерти. Лица служительниц были вымазаны золотой краской, потрескавшейся на щеках в знак того, что всё сущее — тлен. Всё, даже самое красивое и ценное.