– Ты нынче очень красивая, – как бы мимоходомзаметил шеф, и Грейс непроизвольно сжалась, но он этого не заметил и как ни вчем не бывало продолжал: – Ты видела вчера в вестибюле парад кинозвезд?

И, тотчас же позабыв его комментарий по поводу своейвнешности, Грейс принялась с жаром рассказывать ему о том, как любовалась вчеразнаменитостями, и о комедии, которую она с наслаждением смотрела вечером. Накакое-то мгновение они словно стали задушевными друзьями, и Чарльз Маккензи этопочувствовал. Девушка несколько расслабилась, да и ему стало с ней куда проще.Обычно, когда Грейс глядела букой, он спрашивал себя, в чем тут загвоздка, ноникогда не решился бы спросить ее об этом.

– Я обожаю этот фильм. – Он засмеялся,припоминая. – Я смотрел его три раза подряд – сразу, как он вышел наэкран. Терпеть не могу грустные картины.

– Я тоже, – честно созналась Грейс.

Подали завтрак. Чарльз заказал яичницу с беконом, а Грейсовсянку.

– Ты останешься голодной, – отеческим тономзаметил он.

– А вы поглощаете чистейший холестерин, –отпарировала Грейс.

Хотя Чарльз Маккензи был в отличной форме, но заказанное имблюдо отнюдь не считалось полезным.

– О Господи! Уволь! Моя жена была вегетарианкой, да ктому же буддисткой. Они все в Голливуде такие – малость чокнутые. Стоилоразвестись хотя бы ради того, чтобы вволю насладиться чизбургерами. – Онулыбнулся Грейс, а она расхохоталась, изумляясь себе самой.

– А вы долго прожили вместе?

– Достаточно, – хмыкнул он. – Целых семьлет. – Он был свободен вот уже два года. Свобода стоила ему не меньшемиллиона долларов, но тогда ему казалось, что это сходная цена, – невзираяна то, что дела его пошатнулись. С тех пор ни одна женщина не затронула всерьезего сердца, и единственное, о чем он по-настоящему жалел, – это о том, чтоу него нет детей. – Мне было тридцать три, когда я женился, и тогда я былубежден, что женитьба на Мишель Эндрюс – это исполнение самой лучезарной мечты.Но на поверку оказалось, что жизнь с любимицей всех кинозрителей Америки – делоне такое приятное, как мне поначалу думалось. Звезды дорого платят за славу. Ценаэта много выше, чем кажется нам, простым смертным. Пресса к ним всегда жестока,а публике вынь да положь их душу, и никак не меньше… и перенести это можно,лишь ударившись в религиозный фанатизм или пристрастившись к наркотикам. Помоему мнению, ни то ни другое не выход. Стоило нам с ней появиться в свете, какна следующий день газеты обсасывали наши имена, то и дело возникали скандалы.Так невозможно было жить – слишком дорого это стоило. Теперь мы с ней добрыедрузья – а вот три года назад это было отнюдь не так.

Грейс знала из журнала «Пипл», что она с тех пор уже дваждыпобывала замужем – сначала за рок-певцом, который был моложе ее, потом за своимрекламным агентом.

– К. тому же я был для нее слишком прост. Слишкомскучен.

Грейс про себя подумала, что в жизни его бывшей жены этобыла единственная тихая пристань или, если угодно, пресловутая «каменнаястена», за которой можно было ощущать себя в безопасности.

– Ну а ты? Замужем? Помолвлена? Семь раз разведена?Кстати, сколько тебе лет? Я уже успел позабыть. Двадцать три?

– Почти. – Грейс покраснела. – Исполнится виюле. Нет, я не замужем, не помолвлена. Я слишком умна для этих глупостей.Увольте.

– Ах, бабуля, прочти мальчику лекцию! – Чарльзискренне расхохотался, а Грейс изо всех сил старалась не замечать, насколько онв этот момент был хорош. Она вовсе не желала ближе узнавать своего шефа. –В двадцать два года, пожалуй, рано даже гулять с мальчиками. Надеюсь, ты этогои не делаешь. – Он хотел пошутить и развеселить ее, но ничего не вышло, итотчас же это почувствовал.

– Да, я этим не занимаюсь.

– Правда? Да ты шутишь!

– Может быть…

– Ты что, собираешься в монастырь, когда подрастешь? Акак же карьера в юридической фирме?

Вот она и приоткрыла слегка створки устричной раковины. Занятнаядевушка. Умница и с юмором, когда захочет, – довольно редкое сочетание…

– У меня есть подруга, которая уговаривает меня статьмонахиней.

– Это еще кто такая? Непременно поговорю с ней.Монахини нынче совершенно вышли из моды. Ты этого не знала?

– Думаю, нет, – снова засмеялась Грейс. – Онасама монашка. Сестра Евгения. Потрясающая женщина!

– О Боже! Да ты фанатичка! Я проклят! Мне, видно, народу написано сталкиваться с тебе подобными… Жена в свое время всерьезнамеревалась пригласить из Тибета самого далай-ламу пожить у нас! Тысумасшедшая! – Он обеими руками отмахивался от нее, а Грейс веселосмеялась.

– Клянусь, я не фанатичка. Но в такой жизни есть дляменя что-то привлекательное. Она так проста…

– И так далека от реальности. Ты с легкостью сможешь«спасать мир», не уходя из него, – посерьезнев, сказал Чарльз. Это былаего яичная позиция. Он любил оказывать людям помощь, не ударяясь при этом вкрайности. – А откуда ты знаешь эту монашку? – Ему было оченьлюбопытно об этом узнать, к тому же у них в запасе было никак не менее десятиминут.

– Мы вместе работаем… ну, там, где я помогаю всвободное от работы время.

– Где это?

…Грейс уже давно заметила, как чисто он выбрит, кактщательно одет, насколько безупречна в нем каждая мелочь, и старалась не обращатьна это внимания. Бизнес есть бизнес. Положение обязывает.

– Это приют Святого Эндрю, в Нижнем Ист-Сайде. Тудапоступают жертвы домашнего насилия – женщины, дети…

– И ты там работаешь? – Чарльз был искреннеудивлен – в этой девочке скрывалось куда больше, нежели он поначалу подозревал,несмотря на ее юный возраст и внешнюю холодность. Она нравилась ему всесильнее…

– Да. Три раза в неделю. Это потрясающее место. Каждыйдень сотни людей…

– Вот уж не думал, что ты занимаешься чем-то в этомроде, – честно сказал он.

– А что тут странного? – Настал черед удивлятьсяГрейс.

– Да ведь это же так серьезно! Там наверняка уймаработы! Девочки твоих лет куда охотнее бегают на дискотеки.

– Ни разу в жизни не была!

– Я приглашаю. Правда, я слишком стар для тебя – твоямама наверняка не одобрила бы. – В его словах не было ровным счетом ничегоустрашающего, и даже Грейс никак не отреагировала. Правда, не призналась, чтоматери у нее нет.

Лимузин прибыл за ними в начале одиннадцатого. На следующийдень они закончили все дела, а вечером улетели обратно в Нью-Йорк девятичасовымрейсом. В шесть утра они были уже дома. Когда самолет шел на посадку, Маккензиобъявил Грейс, что нынче она выходная – последние два дня выдались чересчурутомительные, да и в самолете они толком не спали. Но оба прекрасно сделалисвое дело: он работал, она исправно ему помогала.