завоевал Киев и стал великим князем, назвать его положение завидным было трудно. Как ни тяжело захватывается власть, куда тяжелее ее за собой удержать, а равно и не девальвировать ее превращением в некую фиктивность. С чем новый князь имел дело?

Прежде всего, это захваченный Киев и киевляне или, если точнее, население пристепного Поднепровья – население богатое и привыкшее к своей исключительности, как «станового хребта» Древнерусского государства. От их поддержки, собственно, зависела во многом легитимность и прочность великокняжеской власти. Население это было неоднородно, как, впрочем, уже и везде: среди посадского населения возвышались семьи родо-племенной и военной знати, привычно соперничавшей друг с другом и удерживаемой от открытой борьбы только силой верховной власти. При Ярополке Святославиче эта власть проявляла себя умеренно и знать привыкла к своеволию. Дальнейшее пролонгирование такой ситуации могло легко привести Киев с окрестностями, а вместе с тем и всю Русь к затяжному кризису. Знатные семьи обросли многочисленными «клиентами»[38] (как и в Новгороде, как и, видимо, в остальных уделах), фактически поделив огромный киевский посад на жестко удерживаемые за собой сферы влияния. Вражда знати неизбежно втягивала в свою орбиту и простонародье.

Кроме привычных причин конфликтов – коммерческих и статусных – имелась и еще одна, ставшая, видимо, весьма значительной – религиозная. Еще при княгине Ольге стало упрочаться положение христиан. Число их умножалось, и положение их, особенно в годы правления Ярополка Святославича, становилось все более завидным. Они привыкли уже быть опорой великокняжеской власти, чему не могли не завидовать те, кто оставался в сфере язычества. Новому князю еще предстояло сделать и для себя, и для всей Руси судьбоносный выбор. Но сейчас, в самом начале своего княжения, находясь в, так сказать, «подвешенном» состоянии, принять чью-либо сторону всецело Владимиру Святославичу было невозможно, нужна была поддержка всех киевлян. Только получив от всего Киева абсолютную поддержку, он мог не стать игрушкой в руках многочисленной и пестрой оппозиции. Киев мог дать людские и материальные ресурсы. Но мог и не дать. Пока же новый великий князь для киевлян был и «терра инкогнита», и «анфан террибль» – фигура опасная и непредсказуемая. Узурпатор, «робичич» и братоубийца. Главарь мятежной оппозиции диких провинциалов, нарушивших привычное, наконец-то наладившееся в последние лет пять-шесть течение жизни. Главарь тех, кто распахнул врата в тревожное будущее.

Киевляне ожидали погромов, грабежей и того, что оставшимся в живых придется все начинать заново. Владимиру Святославичу предстояло обрести у них если не любовь, то хотя бы уважение и уверенность в том, что в его лице они видят своего защитника. А сделать это было очень сложно. И, прежде всего, потому, что та самая оппозиция, которую и возглавлял Владимир Святославич, жаждала торжества в своем реванше. Собственно, им меньше всего нужен был Ярополк, который был не более, чем символ киевского богатства и процветания, силы и власти. Забрать богатства Киева, лишить Киев власти, сделать его через унижение последним из участников той удельной конфедерации, которая называется Русью – вот что хотели лидеры оппозиции[39]. Каждый хотел видеть именно себя на месте Киева. И теперь, когда киевские врата были открыты, союзники готовы были вцепиться в глотку друг другу за власть над проходом к Византии. Ситуация могла выйти из-под контроля в любой момент. И точно так же, как от Владимира Святославича требовалось недюжинное искусство политического маневрирования и умения убеждать киевлян, так же и те же качества нужны были ему в не меньшей степени и для того, чтобы не пролилась кровь между членами бывшей оппозиции. Всех нужно было «развести по домам» и, желательно, удовлетворенными.

А ведь был еще Новгород, армия которого была покамест реальной опорой власти нового великого князя. Но это же делало Владимира Святославича и заложником амбиций и интересов теперь уже далекого и своевольного города, интересы которого были вовсе не теми же самыми, что интересы всей Руси. И снять с себя бремя новгородской зависимости, да снять так, чтобы это не привело к новой войне; снять так, чтобы сохранить новгородцев «своими» – это труднейшая задача.

И, наконец, есть варяжская дружина, которая уверена в том, что Киев ей положен как военный трофей. И если этих варягов Киевом удовлетворить, то хотя Киев погром, конечно, переживет, но его Владимиру не простит. Значит, нужно как-то защитить Киев, вывести киевлян из-под удара – это стало бы идеальным основанием для начала правления. Но как противостоять своевольным варягам?

Как разрешить все, казалось бы, насмерть завязанные узлы проблем?

Глава 12. На киевском золотом столе

Как приняли киевляне известие о гибели Ярополка Святославича – о том летописи умалчивают. С большой долей вероятности можно сказать, что радости по этому поводу в стольном граде Руси не испытывали, даже те, кто не любил покойного князя. Нет, правда, упоминаний и о каких-либо попытках к сопротивлению. Город замер в тревожном ожидании решения своей участи и, надо полагать, готовился к худшему. Судьба захваченных городов была в те отнюдь не «вегетарианские» времена незавидная – погром, грабеж и разорение были делом обычным и даже неизбежным. Страшным для киевлян примером была судьба обращенного в пепелище Полоцка. Нечто подобное ожидалось, несомненно, и в Киеве. Если на начало 970-х годов киевляне едва имели какое-то представление о Владимире Святославиче и ничем не отличали его от прочих многочисленных вождей окраинных провинций, то за последнее время о нем сформировалось мнение вполне определенное и, в основном, зловещее – молодой, амбициозный, жестокосердный, скорый на расправу правитель, прошедший выучку в Скандинавии и многое перенявший у суровых тамошних конунгов. Было понятно, что за Владимиром стоят новгородцы, от которых Киеву ожидать снисхождения не стоило – Новгород наконец-то получил возможность взять исторический реванш и было бы невероятно ожидать от него милосердия. То, что Владимир Святославич не дал отмашку на погром тотчас после вхождения в стольный град, вряд ли могло обнадеживать киевлян, так как в войне нужно было поставить финальную точку и до решения участи Ярополка Святославича заниматься Киевом просто не было времени. Можно было лишь надеяться на отсрочку. Или на чудо, если укрывшемуся в Родне великому князю удалось бы «развернуться» с печенегами и начать действенное сопротивление. Но все завершилось быстро и трагично. Братоубийство, совершенное в Родне, было для Киева предвестием вплотную придвинувшейся катастрофы – теперь настала и его очередь.

Однако летописи ничего не говорят о киевском погроме. Нет сомнения, что Нестор не стал бы о нем умалчивать, поскольку трагедия Киева была бы целесообразна для создания