летописцем драматургии образа Владимира, разворачивавшегося от языческой дикости через преображение в Корсуни к христианству. Не умолчал бы об этом Нестор так же и потому, что на его время это еще было бы в живой памяти киевлян. Но поскольку этого сюжета Владимир Святославич летописца лишил, то пришлось заменять его размышлением о его распутстве. «И был он ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и растляя девиц». Лаврентьевская летопись указывает, что таковых было более восьмисот. Никоновская же летопись «берет выше» и говорит, что их было более тысячи. Сомневаться в страстности Владимира Святославича оснований нет, но есть, тем не менее, сомнение в достоверности этой информации. Скажем, каким образом, чисто организационно, можно было разместить в указанной крепости Родня гарем в три сотни наложниц? Судя по данным об этой крепости, в ней располагалось не более сотни воинов. Кстати, обратим внимание на то, что, перечисляя «очаги» беспутства Владимира Святославича и скопления «гаремов» его наложниц, летописцы не указывают ни Киев, ни Новгород. В стольном граде Владимир Святославич, очевидно, вел себя сдержанно и поводов для нареканий со стороны киевлян старался не давать. Правда, он, как пишут летописи, «взял за себя» жену покойного брата Ярополка – гречанку, которая, к тому же, была беременна. Родившегося вскоре мальчика нарекут Святополком, и он будет усыновлен Владимиром Святославичем. Но то, что для нас сегодня может представляться предосудительным, отнюдь таковым не было на исходе X столетия. Вряд ли это вызвало нарекания даже со стороны местных христиан, не говоря уже о всех прочих. Может быть и приглянулась гречанка победителю, а может быть и нет – на самом деле, это особого значения не имеет: Владимир Святославич, следуя давним, уходящим в глубь языческого прошлого, традициям, которые были живыми в те времена, таким образом «вступал во владение» имуществом своего брата Ярополка. Он становился «заместо брата» хозяином семьи, собственности и власти, в том числе. Скорее, киевлян такой оборот дела должен был радовать, тем более, что произошло это без жутких эксцессов, которые имели место в Полоцке.

Тот, кого киевляне боялись и от кого ожидали проявления свирепости, стал как раз неожиданным защитником Киева. Новгородцы, и не только они, но и все члены «языческой оппозиции», были бы не прочь «оттоптаться» на Киеве: отомстить за свою от Киева зависимость, материально оправдать издержки от похода и вознаградить себя за успех. Варяжская дружина, честно выполнявшая условия заключенного с ней договора, видела в Киеве законную для себя добычу.

Нельзя не понимать, что киевская проблема 980 года носит подлинно исторический для народов Восточной Европы характер. От решения Владимира Святославича поистине тогда зависела судьба Руси. Если конкретнее, то от него зависело: быть ей или не быть! Надо полагать, далекие перспективы вряд ли осознавались им, да и вряд ли особо интересовали. Он был озабочен легко прогреваемыми ближними перспективами. Возвращаться в Новгород и жить в зависимости от местной элиты Владимир Святославич не хотел – масштаб его натуры, его характер и амбициозность очень быстро привели бы его к конфликту с Новгородом. Но борьбу с новгородцами за власть он, скорее всего, тогда бы проиграл. И пришлось бы тогда Владимиру Святославичу вновь бежать «за море» и искать там себе места как изгою. Столь незавидная судьба легко просчитывалась если не самим Владимиром, то хотя бы многоопытным Добрыней. Понятно, что единственное, чем Владимир мог воспользоваться и, судя по положительному для него результату действительно воспользовался, это неоднородность тех сил, главою которых он был. Новгородцы в своих амбициях удерживались силами прочих уделов. Все они вместе уравновешивали варяжскую дружину.

Наиболее опасной силой Владимир Святославич считал именно варягов. Следовательно, от них нужно было избавиться прежде всего. Традиция требовала отдать им Киев на разграбление. Правда, эта же традиция предлагала и альтернативу – выкуп. Проблема в том, что объем выкупа сами варяги и определяли. Нестор пишет: «Сказали варяги Владимиру: „Это наш город, мы его захватили – хотим взять выкуп с горожан по две гривны с человека“». В Никоновской летописи чуть иная интерпретация слов варягов: «Этот город наш, мы возьмем его; если же хочешь дать выкуп за него, так дай по две гривны с человека».

Много ли это? Гривна известна на Руси и как шейное украшение (часто наградное) в виде золотого или серебряного обруча, а позднее и цепи; и как основная денежная единица. По В. Черепнину, на время Ярослава Мудрого (т. е. на середину XI века) гривна весила половину фунта. Фунт, как он принят по стандарту 1899 года, введенного Д. Менделеевым, равен 409 граммам. На то же время сохранял свое значение и т. наз. «русский артиллерийский фунт», несколько больший по весу – 490 граммов. Не отклоняясь на возможные микроскопические допуски, можно утверждать, что в гривне было около двухсот граммов серебра. Правда, В. Янин считает, что на IX век в гривне было серебра несколько меньше. На время Владимира Святославича гривна являлась самой крупной денежной единицей.

Необходимо учесть, что Киев был самым большим из древнерусских городов. Адам Бременский называл его «соперником Константинополя», а Титмар Мерзебургский на последние годы правления в нем Владимира Святославича насчитал в Киеве четыре сотни храмов. На исходе истории Древнерусского государства, т. е. к середине XII века в Киеве проживало от тридцати до пятидесяти тысяч жителей. На конец X века их было, конечно, меньше. От времени Владимира Святославича до времени Юрия Долгорукого город увеличился в три раза. Следовательно, в Киеве на 980 год проживало около десяти тысяч жителей, что позволяет считать его даже и на то время одним из крупнейших городов Европы (скажем, в Лондоне проживало не более четырех тысяч человек). Это значит, что если каждый житель Киева даст по две гривны, то получится четыре тысячи килограммов серебра.

Если летопись не преувеличивает, то варяги поставили перед Владимиром Святославичем задачу почти невыполнимую – они потребовали чудовищного по величине вознаграждения в качестве условия не разорять Киев. Но в самом этом условии для Владимира образовалась и возможность решения нерешаемой задачи. Чтобы собрать такую гору серебра необходимо было время. Варяги это понимали и, надо полагать, согласились подождать, предаваясь отдыху и обильным трапезам. Где? Очевидно, что в княжеских вотчинах: в Родне, в Берестове – которые теперь стали собственностью Владимира. А вот самому Владимиру нельзя было тратить время. Конечно, Киев был городом богатым и желаемую варягами сумму с киевлян можно было собрать. Вряд ли и великокняжеские закрома остались после Ярополка пустыми. Но отдать всю великокняжескую казну – значит лишиться важнейшего инструмента влияния и власти, на что Владимир Святославич пойти не мог. «Ободрать, как липку» собственно