также знаменитый полководец с огромным авторитетом в войсках. Его Василий II поставил во главе немногих сохранивших верность императору войск. Два однополчанина и боевых товарища столкнулись друг с другом в ожесточенной, длившейся более двух лет войне. Когда Владимир Святославич возвращался в Новгород, победу одерживал Барда Фока и, следовательно, угроза гибели для Василия II и его безвольного соправителя и брата Константина миновала.

Но тут император столкнулся с угрозой со стороны болгаров. Разгромленные предшественником Василия II, императором-узурпатором Иоанном Цимисхием, болгары признали власть над ними империи. Восточная часть Болгарии была превращена в провинцию, а на западе, в Охриде, сохранялась относительно автономная власть представителей болгарской династии Крумов, которые стали комитами в округах. С 971 года соправителем комита Романа (одного из сыновей последнего болгарского царя Петра) в Средецком округе становится некто Самуил. С 976 года, благодаря политическому кризису в Византии, он вышел на лидирующее место в болгарской элите, которую убедил в том, что настало время для реванша за поражение 971 года. Под его руководством комитопулы («сыновья комитов» – так в Константинополе называли руководителей болгарских мятежников) подняли восстание, освободили часть Болгарии от византийских небольших гарнизонов и стали регулярно нападать на византийскую Фракию. Эти походы становились с каждым разом все масштабнее и разорительнее; все ближе болгарские отряды подходили к стенам самого Константинополя. Фактически, едва избавившись от угрозы на востоке, Василий II оказался перед новой и ничуть не меньшей угрозой на западе. Понимая необходимость поднятия собственного авторитета и опасаясь усиливать и без того ставшее огромным влияние Барды Фоки, император попытался сам в 980 году руководить военными действиями против болгаров и тогда обнаружил свою полную в том несостоятельность. Поражения византийцев в Родопских горах – увы, не первое и не последнее, а также и не самое масштабное – сильно уязвило юного императора; урок, преподанный ему судьбой, был крайне болезненным, но своевременным. Василий II, как оказалось, умел извлекать пользу из уроков.

Владимир Святославич на тот же 980-й год также стоял во главе войска, но ему сопутствовала удача: во-первых, он, в отличие от императора, умел учиться на чужих ошибках и предпочитал доверять тактику воеводам, оставляя за собой политическую стратегию; во-вторых, конечно, успех Владимира был в значительной мере предопределен основательной подготовкой военных действий новгородцами, сумевшими и прочно сколотить развалившуюся было в 976 году оппозицию Киеву, и заложить зерна измены в ближайшее окружение Ярополка II, которые проросли и дали ожидаемые плоды именно в 980 году. В историю Василий II войдет, прежде всего, как выдающийся, хотя и очень жестокий полководец. Владимир же, воевавший отнюдь не меньше, – прежде всего, как политик и государственный деятель.

Но если приглядеться, то политические «почерки» этих государей удивительно схожи: они (в период своей зрелости) предпочитали тщательно взвешивать возможные варианты развития событий, стремясь заранее вычертить стратегию, позволяющую действовать с наименьшим риском. Оба отдавали предпочтение совокупным действиям одновременно наступающих по заранее оговоренному плану отрядов, возглавляемых проверенными в лояльности воеводами. Оба слишком дорожили достигнутым и стремились избегать больших открытых сражений. Все же Василий II будет более склонен к решению проблем военным способом, Владимир же чаще будет решать возникающие вопросы дипломатическим путем, который часто носил характер коварной интриги. Жизненные пути императора и великого князя пролегали параллельно. При этом их страны, которым они посвятили свои жизни, слишком нуждались друг в друге, а потому неизбежно пересечение биографий этих выдающихся государей, сильных и властных характеров, которым очень скоро, исходя из соображений политических, предстояло породниться.

Ситуация с варяжской дружиной – первый случай контакта Владимира Святославича с Василием П. Внешне кажется, что великий князь нашел из ситуации такой выход, который устраивал бы всех. Император нуждался в профессиональных и отважных воинах, которых можно было бы использовать как против болгаров, так и, при необходимости (а она очень скоро возникнет), против очередного мятежника, скажем, того же не в меру тщеславного Барды Фоки. Владимир же, наоборот, нуждался как раз в том, чтобы данные варяги как можно скорее ушли из Киевской Руси и не превратили великого князя в заложника своих интересов. Сами же варяги, которым не отдали Киев и с которыми по факту достижения целей войны, «расторгли контракт», хотели найти для себя хорошо оплачиваемое место применения своих способностей. Византия, щедро оплачивавшая услуги тех, на кого можно было положиться в критической ситуации (а именно таковая и имелась на 980 год в империи), была самым подходящим новым «местом работы». Смущает только одно обстоятельство: едва варяжская дружина отправилась в путь, как, опережая ее, в Константинополь направились и послы великого князя с посланием, в которым, если верить летописцу, говорилось: «Вот, идут к тебе варяги, не вздумай держать их в столице, иначе наделают тебе такого же зла, как и здесь, но рассели их по разным местам, а сюда не пускай никого». Рекомендация убийственная. Фактически, Владимир Святославич прямо намекает на неблагонадежность варяжской дружины, на то, что они попытались устроить переворот, и потому заявляет, что обратно он никого из варягов не примет («…сюда не пускай никого»: «сюда» – это в Киев). Если учесть подозрительность Василия II (хотя византийцы все и всегда были крайне подозрительны и осторожны во взаимоотношениях с наемниками), то для варягов такое великокняжеское послание должно было стать равносильным смертному приговору. Неизвестно, много ли варягов добралось до границы империи. Известно, что часть осталась при Владимире. Часть же ушла к болгарам. Те, что пришли в Византию, были по большей части во время стоянки ночью окружены императорскими гвардейцами и коварно перебиты.

Избавившись от варяжской дружины, Владимир Святославич не только сохранял в неприкосновенности Киев, разорение которого создало бы условия для распада Руси и, как следствие, начала новой, еще более масштабной усобной войны на пространствах Восточноевропейской равнины; не только сохранял если не любовь, то лояльность, расположение киевлян, без опоры на которых невозможно было реализовать великокняжескую власть, но также избавлялся от опасной перспективы стать заложником дружины. Вообще-то, дружина является единственной основой великокняжеской власти и представляет собой могущественную «касту избранных». В этой «касте» князь – лишь первый среди равных, и любые его попытки идти против тех, кого со стороны можно счесть «инструментом власти», практически невозможны. В критические моменты, когда возникает угроза утраты своего исключительного положения, дружина без сожаления жертвует своим лидером, как «козлом отпущения», и останавливает свой выбор на новом, более соответствующем ситуации лидере.

Так случилось в 912 году со старым князем Олегом и в 945 году с не менее старым князем Игорем – оба были принесены в жертву, чтобы дружина могла сохранить свое положение, а страна – выйти из кризиса из-за попытки князей совместить политическую