соленья-варенья, которым мы радовались, пекла очень вкусные пироги-пирожки, что-то шила нам и нашим детям, но все мы принимали как должное и обычное.

Да, все заботы и внимание мамы принимались как нечто не прекращающееся и обязательное.

Приехала мама, чтобы нас проводить, оказалось, что она приехала, чтобы проводить себя в последний путь. Мамочка умерла. Инсульт. 3 июня 1970 г. Это было как дурной сон… И во сне и наяву мне все казалось, что это неправда, не может быть! Сознание вытеснило этот ужас смерти куда-то далеко-далеко в мозжечок, в подсознание. Во сне я не видела её мертвой, только живой, разговаривала с ней: «Мамочка, ты жива!

Как хорошо! А мы подумали, что ты умерла!». Просыпалась, считая, что кошмар о смерти мне приснился…

И только на кладбище, когда гроб уже должны были опустить в могилу, я вдруг поняла – НИКОГДА – никогда – никогда я уже больше не увижу свою маму. Это был самый страшный момент и самое страшное слово. Оно жгло ужасным смыслом мозг и ему нельзя было сопротивляться. Оно не отступало и выжимало новые и новые потоки слез.

Что-то не досказала, чем-то обидела (и обижала), не поняла, что она больна, не говорила, что люблю её, не купила ей пуховый платок, много чего

не сделала… И вот не стало самого родного человека, которому можно было бы доверить всё, излить душу. Который от чистого сердца порадовался бы за тебя. Стоило чуть успокоиться, но это «никогда» камнем лежало в груди и не давало как следует вздохнуть. Мне в это время ничего не было нужно: ни наших мечтаний, ни заграницы, ни мужа, ни детей… Мама, мамочка… Если бы ты была жива…

Это бесконечное «если бы» … Оно преследует меня и до сих пор. Проклятое сослагательное или условное наклонение…

Витя тогда очень морально поддержал меня, обо всем позаботился.

В такие моменты ведь нужно было решать множество бытовых проблем, и Виктор всё взял на свои плечи, ведь мама была не москвичкой и проблемы удваивались. Я ничего не соображала и медленно приходила в себя, а отъезд на работу был очень близок. Я уже не радовалась как раньше предстоящей заграничной жизни. Какая уж тут радость! Нужно было решить множество прозаических вещей: обязательно поставить оградку, чтобы могилку не затоптали, цветничок, я ездила взад-вперед на кладбище и обратно; решить что-то с бронью квартиры, с пропиской-выпиской, да массой дел.

А тут еще Люляха приболела, надо и с ней возиться, Алёнку как-то отвлечь. Подготовка к отъезду механически загрузила мой мозг, но мысль, что я многое не сделала для мамы, откладывая на потом: не поняла, не предусмотрела, не поговорила, ни разу не сказала: «Мамочка, я тебя люблю» (лирические отступления не культивировались в нашей семье) – тупо преследовали меня тогда и даже сейчас.

От приехавшей сестры было мало толку. Она была экзальтированный человек, только валерьянку пила, заламывала руки и причитала, её тоже надо было успокаивать. Денег не было ни гроша, всё было потрачено на похороны. Может быть, такой напряженный ритм дал мне возможность отвлечься от горя. Но это сейчас так кажется, а тогда, машинально делая всё эти неотложные дела, я все время думала, думала, думала: «Никогда! Никогда!».

БРАЗИЛИЯ – ВОЖДЕЛЕННАЯ ЗАГРАНИЦА

В конце августа 1970 г. Мы, наконец, отправились в Рио-де-Жанейро.

Я очень беспокоилась, что мы будем казаться провинциальными и смешными, поэтому продумала, как одеться самой, мужу, детям, что нужно взять как можно меньше сумок, сумочек, узелков, т.е. ручной клади. Хотела, чтобы наше семейство выглядело «комильфо-кутюрно-бомондно». Единственное, что мы смогли для этого сделать – купить новую красивую и дорогую дорожную сумку. Она стоила, как сейчас помню, 150 рублей, огромная сумма по тем временам. Мама ещё меня пожурила тогда, как можно выбрасывать такие деньги за какую-то сумку, но я понимала, что нужно выглядеть всё-таки не такими дремучими – с разнокалиберными чемоданчиками и тюрючками. И я оказалась права.

Всё было бы нормально, если бы Люка уже оклемалась от болезни: у неё был заложен носик, и весь перелёт она не могла хорошо дышать и капризничала ужасно: вертелась, хныкала, откровенно орала и брыкалась попеременно то у меня, то у отца на коленях. Конечно, мы не смогли заснуть, по крайней мере я. Я вообще не могу спать сидя, пусть даже в самом удобном кресле. Полёт в общей сложности длился около 25 часов с частыми посадками: во Франкфурте, в Марокко, Дакаре. Дакар – была последняя самая длительная, почти 12 часов, остановка перед Рио.

Вот там, выйдя из самолета, прямо у трапа встретили коллегу Вити из академии в роли представителя торгпредства в Сенегале. Представитель встречал, конечно, не нас, но тот, которого он должен был встретить, не прилетел, поэтому нас приняли как дорогих гостей, не разрешили отправиться в гостиницу, отвезли к себе в особняк и захотели показать свой домик и столицу.

Я не осудила их за вполне невинное и оправданное желание чуть-чуть похвастаться! После хрущобы на ул.Маршала Тухачевского и мрачных соседей по коммуналке люди теперь просто млели от счастья.

Увидев особнячок в миленьком садике с пальмами, апельсиновыми и манговыми деревьями, я их очень хорошо поняла, порадовалась и чуть прибодрилась, чуть повысилось настроение. Сразу зашевелились мысли о возможности такого же места жительства и в Рио.

Как же, сейчас, размечталась! Сенегал – это тебе не Бразилия, а Дакар, как сами понимаете, тоже не Рио-де-Жанейро. Страна маленькая, специалистов ценят и чтут, тем более белых специалистов. Представитель торгпредства был по совместительству и торгпредом, а в небольшом особнячке находился и офис и само жилье, что не исключало его прелести.

Супруга его, теперь уже ни какая-то там тривиальная жена, а только супруга, была, как часто у военных, врачом и быстренько занялась заложенным носиком нашей младшей дочки, закапала местные капельки и, о чудо! ребенок свободно задышал и сразу заснул.

В жарких странах очень действенные по силе и времени, прямо убойные лекарства. Здесь редко посещают врачей, это дорого. Тогда нам это казалось странным и в очередной раз вроде доказывало преимущество социалистического строя перед загнившим капиталистическим. Заболевшие люди идут в аптеку, если есть деньги, потому что и лекарства тоже не из дешевых удовольствий, покупают его, в лучшем случае советуются с фармацевтом. Люданька заснула, Алёна была ни в одном глазу, т.к. выспалась в самолете, зато мы роняли голову на ходу, спотыкались, не могли даже восторженно ахать по поводу особнячка и райской жизни хозяев. Людям же хотелось поразить