Sidade maravilosa

Cheia do cantos mil

Sidade maravilosa

Corason do meu Brasil.

Прекрасный город,

Наполненный тысячью песен,

Прекрасный город,

Сердце моей Бразилии.

Красивый, веселый, всегда праздничный город, даже открытие его произошло в праздничный день, первого января.

Прибыли мы в сердце Бразилии, еще раз напоминаю «Бразил», в полном отупении от длительного перелёта, в международный авиапорт Галеан. Мы почему-то произносили его как Галеон. Находится он на острове Говернадор, и к городу ведет скоростная трасса между «высотными», т.е. идущими вертикально по холму, фавелами. Они удачно маскируются густой зеленью и огромными щитами с жизнерадостной рекламой.

Здесь участок бухты Гуанабара достаточно захламлен и заболочен. Жители не стесняются пользоваться им как свалкой. Этот участок водители стараются проехать как можно быстрее.

Мы буквально выползли из самолёта, отупевшие от посадок-взлётов и от его специфического вагонного запаха. Перед нами в огромном пространстве аэропорта мельтешила разноцветная реклама, обилие терминалов, какие-то громкозвучные объявления молотком постукивали по совершенно ничего не соображающей деревянной голове.

В аэропорту колыхалась разноязыко гомонящая толпа разноплеменных лиц: бизнесмены в деловых костюмах с кейсами в руках и такими же деловыми лицами (тогда ноутбуки ещё не появились: все нужные бумаги помещались в маленький плоский чемоданчик – мечта каждого советского чиновника), экзотические восточные делегации, цветочно раскрашенные старушки-туристки, невозмутимые японцы в многочисленной кино-фото аппаратуре и китайские товарищи с наклеенными улыбками.

Все это перемещалось, говорило, спрашивало, общалось и напоминало вавилонское столпотворение – не нужно забывать и ужасно утомительный бессонный перелёт. Было жарко, душно, потно, несмотря на кондиционеры.

Но напрасно я беспокоилась, что мы с нашим большим трофейным чемоданом будем смешны или провинциальны. Мы не казались ни бедными, ни провинциальными, а просто никакими. Был у пассажиров и более дорогой, более элегантный и, что немаловажно, не громоздкий багаж – так себе, лёгкий чемоданчик из крокодиловой кожи плюс миленькая сумочка из неё же или тот же кейс, был и совсем дешевенький фибровый или из плотной материи типа парусины. Разнокалиберными смотрелись и кладь, и сами пассажиры.

Все эти беспокойства о провинциальности – все это от нашей неуверенности и внутреннего глубоко запрятанного убеждения второсортности, в которой мы никогда не признаемся даже себе: как же! заграница! иностранцы! что подумают! не осрамиться бы! Это быстро прошло, учитывая, что мы потом приобрели вполне приличный дорожный набор, с которым не совестно было показываться в любом аэропорту Европы, Америки и Азии. Не в наборе, конечно, дело. Впоследствии мы просто обрели в себе уверенность и способность не обращать внимания, какое такое впечатление на кого-то производим или не производим.

Очень быстро стало ясно, что здесь никому ни до кого нет дела, а также до того, что у тебя за чемоданы, сумки, узлы или во что ты одета (но это только в общественных местах, а не среди элиты. Там уж, извините, заметят! Извольте соответствовать!). В аэропорту, как и на вокзалах, люди заняты сами собой, смотри только, чтобы сумочку или ручной багаж

не увели.

Уверенность возникает ещё и потому, что чувствовать себя небедными все же приятнее: перестаешь суетиться, оглядываться на других, сравнивать, сомневаться. Поняла также, что в аэропортах, как и на вокзалах, как и в любой толпе, необходимо отключаться от всякого рода обозрений, абстрагироваться от всего находящегося рядом. Главное, сумочки с деньгами. и документами прятать подальше (кредитки на нас тогда ещё не распространялись). Целенаправленно заниматься только собой, иначе растеряешься, потеряешь либо чемодан, либо ребенка, либо сам потеряешься и будешь с глазами испуганного баранчика судорожно всматриваться, искать ту линию, вход, дверь, куда тебе и следовало с самого начала ломиться, чтобы миновать паспортный контроль. Самая наилучшая позиция – всегда в незнакомом месте на минуту остановиться, передохнуть, осмотреться и – вперед.

Выйдя из самолета в Рио, мы, уставшие донельзя, просто не заметили, какой красивый, просторный и функциональный был аэропорт. С головной болью, воспаленными глазами, вновь хныкающей Люкой на руках, с растерянной Алёнкой, крепко вцепившейся, как ей и наказывали, в новую дорожную сумку, которую держал в руке Витя, нашу гордость и признак европеестости, я поплелась за злым от усталости и недосыпа мужем и отцом, тоже злая и уставшая.

Проход через таможню был самый демократичный: только попросили открыть большой чемодан, когда на экране высветилась моя швейная машинка по своим параметрам напоминающая плоский чемоданчик типа кейса с непонятными винтиками и рычажками внутри. «Они думают, что это рация!», – решила я с перепугу. Муж, новоиспеченный, неопытный шпион, видимо, думал в одном направлении со мной, занервничал и сразу раздраженно заныл: «Всё ты! Машинку ей вези!». Я тоже тихо шипела на него как разъяренная кошка, не переставая мило улыбаться таможеннице. Конечно! Конечно! Как будто только мне она нужна эта вещь! Мало немецкая трофейная машинка «Freia» нас выручала! И будет выручать ещё, если понадобиться прошить что-нибудь плотное и громоздкое. Купила я её в год рождения Алёны, в 1961 г., у вдовы ветерана войны, и служит она нам до сих пор. «Вот инженерный профессионализм немцев»! Наверное, и у германских хозяев шила-пошивала, а ей уже не меньше 60 лет и ни одного ремонта! Почистишь, смажешь – вот и вся профилактика. Если представить старушку-машинку, то она действительно в сложенном виде напоминает по своим размерам кейс, а уж что решили проверяющие, я не знаю. Тем не менее, таможенница, строгая, но доброжелательно улыбающаяся мулатка, спросила: «Que es esto?! – Что это?» Я тут же смело проговорила, откуда-то вдруг нужные слова вспомнились: «Еstо es la makina de costurar. Abrir? – Это швейная машинка. Открыть?» «No! Pаse, porfavor! – Нет! Пожалуйста, проходите!»

Во как! Проблема решена, а то уж я точно подумала, что таможенники тоже решили: ага-га-га! в чемодане спрятана шпионская рация! Ну-ка, ну-ка! И придет же такое в голову, вот как дома запугали! На воре-то шапочка горит.

Встречал нас ни больше, ни меньше как заместитель торгпреда Рэм Горбунов. Пока нас небрежно досматривали, и мы покрывались липким обильным потом, я все же обратила внимание, что местные и приезжие сеньоры держат детей не так, как мы, на руке у груди, а посадив на бедро, изящно изогнув талию и чуть придерживая чадо рукой. Ну что ж, примем это немедленно к действию и переместим Люку на бок, тем более она жутко меня измяла и извозила. Правда, это на самом деле было удобнее и ребенку, и маме, потому что переместился центр тяжести, и ребенок разместился более комфортно, и вес его казался как будто меньше.

Господи! И Рэм Григорьевич тоже оказался