Они поужинали холодным ростбифом, который Элизабет положила на хлеб. Пока они поглощали еду, Элизабет доложила Заку о своих неудачных попытках откопать полезную информацию о доме. Ночью они еще раз занялись любовью, и ни один из них толком не выспался.

Элизабет не давала покоя Мария. Кто знает, что могло случиться с ней в этом доме? Зак же переживал за Рауля: что будет с парнем, если тот узнает, что его сестре угрожает опасность.

Утром, пока они одевались, Зак предложил съездить проведать его отца.

– Будем надеяться, что Мария ничего не расскажет брату, – сказал Зак, натягивая тенниску.

– Я почти уверена, что этого она не сделает. Она очень переживает за брата и хотела бы, чтобы у Рауля все сложилось хорошо.

– У меня такое впечатление, что они очень друг к другу привязаны, – произнес Зак.

Элизабет показалось, будто она заметила на его лице странное выражение, что-то вроде зависти.

– Как я понимаю, у вас с Карсоном все было не так?

В ответ на ее вопрос Зак брезгливо фыркнул.

– Карсон ненавидит меня с того самого момента, когда я переступил порог его дома.

– Сколько лет тебе было?

– Восемь. Ему – десять.

– Десять? Как-то рановато для того, чтобы ненавидеть людей. И как ты сейчас к нему относишься? Платишь ему той же монетой или как?

Зак покачал головой:

– Да нет. Ненависть отнимает слишком много сил. Кроме того, мне всегда было его немного жаль.

– Тебе было жаль Карсона? Но почему?

– Потому что отец возлагал на него слишком большие надежды. Карсон же, несмотря на все свои старания, вечно не дотягивал до этой высокой планки. На меня отец чаще всего просто не обращал внимания.

– До тех пор пока ты не вышел из тюрьмы?

– Угу. Не знаю, что тому причиной. Может, он полагал, что частично это его вина. Когда он услышал, что я серьезно хочу взяться за ум, он сделал все, что в его силах, чтобы мне помочь.

– А Карсон был этим недоволен?

Зак расплылся в улыбке:

– Это точно. Как крот, в чью нору падают пестициды.

– Мне кажется, Карсон очень даже преуспел в управлении фермой.

– Пожалуй да. Она значит для него все на свете. Подозреваю, он даже рад, что наш старик исчез из кадра.

Элизабет оставила эти его слова без комментария. После несчастного случая с отцом Карсон Харкорт взвалил отцовское дело на себя. То, что теперь в его руках находились бразды правления предприятием, чей оборот составлял миллионы долларов, безусловно, возвысило его в собственных глазах, как, впрочем, и в глазах окружающих.

Впрочем, похоже, что Зак не горит желанием отщипнуть себе даже скромный кусок семейного пирога.

– Ты готова? – спросил Зак.

– Сейчас, только возьму сумочку.

Элизабет схватила с кофейного столика плетенную из соломки сумку, и они направились к двери. Как оказалось, Зак прикатил к ней на «чероки». Элизабет улыбнулась:

– Как я понимаю, ты больше не пытаешься произвести на меня впечатление?

Зак расплылся в довольной улыбке:

– Мне казалось, я его уже на тебя произвел.

Элизабет тотчас вспомнила его жаркие ласки.

– Думаю, что да, – улыбнулась она.

Она подождала, пока Зак откроет дверь, после чего скользнула на коричневое кожаное сиденье. До «Уиллоу-Глен» они ехали молча, и от Элизабет не скрылось, что с каждой минутой Зак все больше и больше нервничает.

– Будет лучше, если ты останешься в машине, – сказал он. – Или, если хочешь, можешь подождать в холле. Никогда не знаешь, что ожидать от него. Иногда он производит вполне нормальное впечатление, а иногда едва ворочает языком. А случается, что выходит из себя и начинает все вокруг швырять. Временами он прекрасно помнит прошлое и принимает его за настоящее. В общем, никогда заранее не угадаешь.

– Ты как-то сказал, будто, по мнению врачей, что-то давит на какие-то участки его мозга.

Зак кивнул:

– Когда он упал с лестницы, внутри его черепа откололись крошечные кусочки костной ткани. Если бы их можно было удалить, у него восстановилась бы речь и моторика. Может, даже вернулась бы память. И тогда бы он смог вести относительно нормальную жизнь.

Больше Зак ничего не сказал. Въехав на парковку, он отключил мотор. Как только они оказались в вестибюле, он повел ее по коридору в направлении отцовской палаты.

– Как мы договорились, подожди меня возле палаты.

– Мне уже доводилось здесь бывать. Пару месяцев я преподавала здесь раз в неделю. Так что неплохо представляю, что бывает в таких заведениях, как это.

Они дошли до палаты и остановились рядом с дверью. Примерно одновременно с ними по коридору прошествовал один из врачей.

– Здравствуйте, Зак.

– Здравствуйте, доктор Кеннер. Как дела у отца?

– Ты удачно приехал. Сегодня он в своем самом лучшем состоянии. Голова ясная.

– Прекрасно, – ответил Зак и повернулся к Элизабет: – Я скажу ему, что приехал и привез с собой друга.

Элизабет кивнула.

– Кстати, – продолжил тем временем врач, – с тобой хотел бы поговорить доктор Марвин. Он планирует заехать к тебе в офис в понедельник утром.

– Доктор Марвин – это невролог, который ведет моего отца, – пояснил он для Элизабет, после чего снова переключил внимание на Кеннера. – А вы не знаете, в чем дело?

– Честно говоря, нет. Что-то насчет новой, экспериментальной операции. Он загорелся этой идеей. Это все, что я могу сказать.

– Спасибо, док.

Кеннер помахал рукой и поспешил дальше по коридору.

– Это что-то новенькое, – произнес Зак.

– Может, они вправду нашли способ помочь твоему отцу.

– Не хочу заранее надеяться, но это было бы просто здорово.

Зак тихо вошел в палату, что-то негромко сказал отцу, после чего жестом пригласил войти Элизабет.

– Пап, это моя хорошая знакомая, Элизабет Коннерс.

Флетчер Харкорт кивнул:

– Очень приятно.

– Здравствуйте, мистер Харкорт, – улыбнулась ему Элизабет.

Старик тоже попытался изобразить ответную улыбку. Даже сидя в инвалидной коляске, он производил внушительное впечатление. Высокий, широкий в груди и плечах, седовласый, с точно такими же карими глазами с золотистыми крапинками, как и у Зака. Лицо его изрезали морщины, результат долгих лет работы под открытым небом, но в целом четыре года в инвалидном кресле не могли не наложить на него свой тягостный отпечаток.

Мышцы на шее сделались дряблыми, и кожа под подбородком уже начала провисать мешком. И все-таки было нетрудно догадаться, что в молодости это был красавец мужчина. И даже в свои шестьдесят семь он сумел сохранить остатки былой внешней привлекательности.