– Но и на солнце есть пятна, – менторскипродолжала Олимпиада Андреевна. – В отношении женщин Геннадий не всегдапроявлял великодушие. Если отмеченная царским вниманием красотка соглашаласьстать фавориткой, ректор активно подталкивал ее вверх. После того как романзавершался, Геннадий Ильич сохранял добрые отношения с партнершей, помогал еекарьерному росту. Так сказать, поливал старый цветочек, даже заведя новый. Ноесли глупышка не оценивала своего счастья и отвергала местного бога, вот тут онсвирепел и начинал преследовать гордую дурочку. О злопамятности Геннадия Ильичаходили легенды, он с легкостью уничтожал тех, кто ущемил его самолюбие. Однакос Ветой получилось очень странно. Покинув стены института, она не лишилась егопокровительства. Геннадий Ильич даже издал книгу в соавторстве с бывшейподчиненной. Все понимали, что труд наваяла Вета, ректор лишь поставил своюфамилию на обложке, но это было наивысшим проявлением расположения, знаком,сообщившим научному миру об особом статусе Иветты. И одним изданием дело неограничилось – в разных журналах стали появляться статьи тех же соавторов,Геннадий Ильич пару раз брал с собой Иветту на конференции.

Олимпиада Андреевна помолчала, размышляя.Затем продолжила рассказ:

– Неужели ректор стал бы так поддерживать ту,что ему изменила? Да ни за что! До самой смерти Геннадия Ильича Иветтаоставалась у него под крылом. Мне порой казалось, что она была самой страстнойлюбовью старика. И еще. После того как Иветта покинула стены института, ректорперестал крутить романы с молоденькими фифами. Нет, он по-прежнему мог ущипнутьприглянувшуюся ему девочку, но постоянных фавориток не заводил. Наши тетки,заметив эту перемену, грустно отмечали: «Стареет Геннадий Ильич, кончился унего порох». Я тоже считала, что возраст утихомирил нашего казанову, количествотестостерона упало, на хорошенькие мордашки ректор смотрит по привычке. Нопосле того как Вета заявилась с мальчиком на елку, я заподозрила, что романмежду ней и пожилым академиком не угас, костер все еще горит.

– Но почему тогда Иветта и Федор ушли сработы? – в растерянности спросила я. – В их интересах было оставаться подпокровительством Геннадия Ильича.

– Не знаю, – скривила губы ОлимпиадаАндреевна.

– Вот уж странность! – не успокаивалась я. –Привалов очутился в заштатном месте, Иветта пару лет нигде не работала, сиделас ребенком…

– Зато потом оба взлетели к вершине, –перебила меня ученая дама. – Вета неприлично рано защитила докторскую. Членыученого совета люди в возрасте, юных выскочек они не любят, но Иветта безпроблем прошла испытание. Тут явно не обошлось без Геннадия Ильича. Он иКентавру, кстати, помогал…

– Кентавру? – повторила я удивленно.

Олимпиада Андреевна засмеялась.

– Это прозвище Федора, его так коллеги заглаза звали. В свое время одно издательство выпустило книгу «Двенадцатьподвигов Геракла», детский вариант греческих мифов. С хорошей литературой вСССР, как, впрочем, и со всем остальным, были проблемы, и вот один нашсотрудник зашел однажды в магазин, где красивый томик как раз выложили наприлавок, и схватил раритет для сына, принес в институт, похвастался передприятелями. Те стали перелистывать страницы и наткнулись на изображениекентавра. Все рассматривали иллюстрацию и хохотали. Кентавр до невероятностипоходил на Федора – лицо словно с Привалова писали. Вот с тех пор кличка к немуи пристала. Федор не обижался, иногда сам говорил о себе: «Кентавр пошел вбуфет за пирожками».

Я улыбнулась:

– Весьма мило.

Олимпиада Андреевна издала протяжный вздох.

– Да. Федор Сергеевич, кстати, был красавцем.Если б захотел, к нему в постель пол-института прыгнуло бы, но Привалов заюбками не бегал.

– Наверное, Вета тоже отличалась незауряднойвнешностью, раз на нее запали и Геннадий Ильич, и Кентавр, – предположила я.

Хозяйка подъехала на кресле к высокомусекретеру и откинула его крышку.

– Сейчас покажу, где-то тут лежит. А, нашла!Фото сделали в тот день, когда институту исполнилось тридцать лет. Всесотрудники собрались в зале и решили запечатлеть себя для истории. Я втораяслева.

– Вы совсем не изменились, – покривила ядушой.

– Свежо предание, – махнула рукой профессор, –но спасибо за комплимент. Вета в первом ряду…

Изуродованный артритом палец указал наизображение коротко стриженной блондинки с простоватым лицом. Я испыталаразочарование.

– Это Иветта? Не похожа она на роковуюкрасавицу. Таких женщин на улицах масса, пройдешь и не обернешься. Вот втретьем ряду настоящая нимфа стоит. Кстати, тоже светловолосая. Интересно,почему Геннадий Ильич выбрал Вету? Будь я мужчиной, завела бы роман с девушкой,похожей на Афродиту.

Олимпиада Андреевна провела ладонью по снимку.

– Альбина Наметкина действительно выделяласьна общем фоне. Мало того, что красавица, но еще ей повезло родиться в оченьвлиятельной семье, ее отец в советские годы был депутатом Верховного Совета. Кней Геннадий Ильич даже приблизиться боялся, ведь стоило ей намекнуть папочке оего домогательствах, и у ректора начались бы огромные неприятности. Нет,Геннадий не трогал Алю, всегда ее хвалил, ставил другим в пример и даже слегказаискивал перед ней.

– Представляю, как Алю «любили» коллеги, вособенности дамы, – поддержала я пустую болтовню. – Хороша собой, изобеспеченной семьи, одевалась, наверное, шикарно…

– Прибавьте еще и любимого мужа, – вновьуказала на фото Олимпиада Андреевна, – последний ряд, крайний справа.

Я посмотрела и не сдержала возгласа:

– Какой красавчик!

– Роман Крысюков, – представила АполлонаОлимпиада, – предприимчивый молодой человек.

– Фамилия отнюдь не гламурная, – засмеялась я,– зато внешность модельная, хоть завтра на подиум.

Олимпиада Андреевна взяла пульт и включилакондиционер.