– Ну нельзя же быть такой наивной, –заговорщически продолжала Вета. – Можно подумать, эти обезьяны имеют правовыражать собственное мнение. Как Геннадий Ильич прикажет, так и поступят.Ректор вас очень хочет своим заместителем видеть, потому что вы умная, честная,не болтливая, порядочная и хороший друг. Я ему прямо сказала: «Лучше ОлимпиадыАндреевны никого не найти!»

Ученая дама переваривала услышанное, а Ветанежно улыбнулась:

– Помните, как меня Андрей напоил, а я васобхамила в туалете?

Олимпиада кивнула.

– Вы тогда меня не выдали, – продолжалаИветта, – и теперь я вам должок вернула. Впрочем, я не покривила душой: вы,Олимпиада Андреевна, достойны быть наверху.

Только тут смысл происходящего дошел досознания Липы.

– Вета! Геннадий Ильич – и ты…

– Тише, – шикнула девушка. – Глупости, просторектор прислушивается к моему мнению. Завтра вечером сюда народу набежит, всезахотят к ручке нового начальства приложиться. Вы уж не забудьте, что я сегодняпервая прогнулась.

Захихикав, девушка сделала шаг в сторону.

– Вета, – опомнилась Олимпиада, – ты хотьпонимаешь, что для меня сделала?

Молодая женщина делано удивилась:

– Я? Для вас? О себе в первую очередь думала.Здесь хороший коллектив, зарплата достойная и большие перспективы. А посколькуникаких покровителей у бедной Веточки нет, лучше, чтобы руль в руках держалпорядочный человек, такой, как вы.

Олимпиада без всяких проблем была избрана надолжность проректора, а ее прежнее место досталось Федору. Иветта в кабинет кней не заглядывала, никаких льгот не требовала, Привалов весьма успешноруководил коллективом. А потом он внезапно уволился. Следом за Федором буквальночерез день ушла из института и Вета…

Олимпиада Андреевна примолкла, потомисподлобья посмотрела на меня.

– И как вам эта история?

– В принципе, ничего необычного, – спокойноответила я, – связь зрелого мужчины-начальника с молоденькой подчиненной некажется мне экстраординарной, во многих коллективах руководители рассматриваютсотрудниц как кандидаток в свой гарем. И меня, если честно, мало интересуетбиография Веты. Волнует иной вопрос: почему Привалов покинул институт?

Профессор опять потянулась к куреву.

– Потерпите еще одну сигарету?

– Вы у себя дома, – подчеркнула я.

– Но ведь неприлично дымить человеку в нос, –пробормотала Олимпиада Андреевна, щелкая зажигалкой, – элементарное воспитаниепредписывает проявить уважение к собеседнику и заручиться его разрешением.

– Согласна, – кивнула я, не понимая, отчегопустая болтовня Олимпиады показалась мне важной.

– А насчет Веты… – протянула ученая дама. –Тут все непросто. Она один раз привела к нам на детскую елку своего сына Мишу.

– Уже после увольнения? – уточнила я.

– Да, – подтвердила Олимпиада Андреевна, –Иветта и Федор покинули институт одновременно. А потом по коридорам слушокпополз: заведующий лабораторией и сотрудница давно тайно крутили роман. Ветазабеременела, не захотела делать аборт, сведения о прискорбном поведенииподчиненных доползли до Геннадия Ильича, и тот уволил проштрафившуюся парочку.Ректор нетерпимо относился к прелюбодеям.

– Но сам охотно лазил женщинам под юбки, –скривилась я.

Олимпиада Андреевна поперхнулась дымом изакашлялась.

– Право феодала, – произнесла она наконец, –то, что позволено Юпитеру, не позволено быку.

– Милая позиция, – язвительно сказала я.

Профессор затушила недокуренную сигарету.

– Но я-то знала, что у Веты была связь сГеннадием Ильичом. А институтский народ пошел языками чесать, оказалось, чтокто-то видел Иветту беременной, якобы она вместе с Приваловым бродила по«Детскому миру», покупала распашонки с ползунками. Я не поверила сплетне. Нопотом Вета вдруг привела в институт на елку крошечного мальчика. Наши всекинулись к бывшей коллеге, женщины с ней шушукались, а я глядела на Мишу. Последетского праздника местные кумушки долго не могли успокоиться. Иветтаотказалась от своей привычки молчать о личных делах и откровенно рассказалабывшим коллегам: «Мы с Федей полюбили друг друга, поэтому были вынуждены уйтииз института, Миша наш сын. Но оформить отношения не могли, Ирина Приваловабыла смертельно больна, не хотели травмировать несчастную перед неминуемойкончиной». Бабы стали перемывать кости бывшим коллегам. Я, естественно, неучаствовала в народной забаве, но, в отличие от остальных, понимала: Ветасоврала местным болтуньям, Федор не имеет никакого отношения к Мише, отец мальчикаГеннадий Ильич.

– Откуда такая уверенность? – удивилась я.

– Я отлично рассмотрела малыша. У него быликарие глаза, а у Веты и Федора голубые.

– Иногда дети похожи на бабушек или дедушек, –не согласилась я.

– Да, – кивнула ученая дама, – верно. Но уГеннадия Ильича на мизинце левой руки не хватает верхней фаланги. Небольшойдефект, абсолютно не мешающий в жизни, да его и не очень заметно. Ректорникогда не стеснялся своего недостатка, более того, Геннадий Ильич использовалего в качестве, так сказать, наглядного пособия на лекциях – демонстрировалстудентам кисть и говорил: «Это не последствие травмы, я родился с такимпальцем. Такая отметина была у моего отца и деда – в семье произошел некийгенетический сбой. Человечество не способно бороться с генными мутациями».Понимаете?

– Пока нет, – призналась я.

Олимпиада Андреевна оперлась на подлокотникисвоего кресла.

– У Миши на левом мизинце отсутствовалафаланга.

– Мда… – крякнула я. – И как только Вета непобоялась привести ребенка на елку в институт, где все поголовно знали оботметине ректора!

Профессор отвела глаза в сторону.