– Ну, в советские годы слово «манекенщица»являлось синонимом «проститутки», а уж что могли сказать про мужчину, которыйдемонстрирует одежду, и подумать страшно. Роман и Аля вместе пришли на работу.И вы правы, сначала к Наметкиной отнеслись настороженно, но потом общественноемнение резко изменилось. Алечка была милой, всегда пыталась помочь окружающим,не стеснялась обращаться к могущественному папе с просьбами, охотно даваладеньги в долг, не щеголяла брильянтами, не носила норковых шуб. Полагаю, у нее вшкафу было не одно манто, но на работу она ходила в мутоновом полушубке,добротном, но не поражающем воображение. Вот Роман был менее интеллигентен,ездил на «Волге», что сейчас равноценно обладанию «Майбахом», менял золотыечасы и носил шикарные костюмы. Но ради Алечки ему прощали попугайство. Роман неотличался большии умом, просто сумел пристроиться зятем в элитной семье и стригкупоны. Альбина обожала мужа, почти каждую фразу начинала словами: «Как считаетРома…» или: «Надо спросить совета у Ромочки». Бедная, бедная Аля, вот уж когоГосподь неизвестно за какие грехи наказал. Ее судьба прямо иллюстрацияпоговорки: «Не родись красивой, а родись счастливой». Я очень расстроилась,узнав о ее смерти. Молодая, красивая, обеспеченная, влюбленная, и… жизнь оборваласьна взлете. Крайне несправедливо! Кстати, вот кто мог бы вам рассказатьподробности про роман Федора и Веты. Хитрая Иветта постаралась подружиться сАлечкой. Наметкина, несмотря на открытость и демократичность, никого к себе неприглашала и сама по гостям не ходила, исключение сделала лишь для Веты.Конечно, Альбина владела полной информацией о личной жизни Иветты, но она умелахранить тайны.

– Обидно, когда погибает человек, который могбы жить и жить, – я решила завершить эту часть разговора.

– Верно, – не успокаивалась ОлимпиадаАндреевна. – Представьте, Алечка попала под машину. А вскоре после этойтрагедии из института ушел Федор, а затем Вета.

Во мне проснулся интерес.

– А где сейчас Роман?

Профессор убрала фотографию в секретер.

– Исчез с горизонта. Едва Привалов сменилработу, как красавчик подал заявление об увольнении. Дальнейшая его судьба мненеизвестна. Никаких научных работ под фамилией Крысюков я не встречала, наконференциях и семинарах с ним не сталкивалась.

– Можете назвать отчество и год рожденияКрысюкова? – попросила я.

Не выказывая ни малейшего удивления, ОлимпиадаАндреевна снова вытащила снимок и посмотрела на его оборотную сторону.

– Роман Николаевич Крысюков, год рождения тут,конечно, не указан. Но я помню, где у них с Алечкой была квартира.

– Вы бывали у Наметкиной в гостях? – удивиласья.

– Нет, – решительно ответила профессор. – Ужеговорила, что Аля не сходилась близко с коллегами. У нее в гостях бывала лишьВета. А про квартиру я от Альбины знаю. Один раз она услышала мой разговор потелефону – я не могла купить дочке шубку на зиму и просила мужа подкатиться ккому-нибудь из продавщиц, пообещать переплату за услугу, – дождалась окончаниябеседы и предложила: «Я живу на улице Кузова, в доме, где на первом этаженаходится „Детский мир“, знаю там одну девушку и могу тебя с ней познакомить».

– Ценная услуга, – констатировала я.

– Не то слово! – всплеснула руками Олимпиада Андреевна.– Надеюсь, потусторонний мир существует, и Алечка услышала мои словаблагодарности. Продавщица оказалась человеком дела: деньги – товар. Я к нейпару лет ходила и знакомых отправляла. Молодая женщина по имени Марианна, свиду ромашка, по сути капкан. Очень деловая! Хорошо, что теперь подобныхконтактов заводить нет необходимости, жизнь намного лучше стала.

Услышав мой голос, Олеся Рыбакова радостнозачирикала в трубку:

– Я собиралась в августе машину менять, нотеперь, благодаря твоим постоянным обращениям, куплю новую тачку пораньше.Обожаю, когда вы с Нинкой заваливаете меня заказами!

Я растерялась. Конечно, Рыбакова довольна –Косарь щедро оплачивает ей работу. Да и есть за что, через Олесю мы с Нинушейимеем доступ к огромному количеству информации. Но сейчас-то я затеяласамостоятельное расследование, заказчика, которому можно выставить счет, неимею! Похоже, придется раскошеливаться самой. Но, как говорят, потерявшиголову, по волосам не плачут.

– Эй, Лампа, ты заснула? – весело окликнуламеня Рыбакова. – Что на этот раз?

– Крысюков Роман Николаевич, – опомнилась я.И, борясь с устрашающего вида жабой, севшей всей толстой тушей на мои плечи,сказала: – Много лет назад он проживал на улице Кузова, в доме, гдерасполагался магазин для детей. Состоял в браке с Альбиной Наметкиной. Тебехватит этих сведений?

– М-м-м… – промычала Олеся.

– Что? – не разобрала я.

– Секунду, – раздраженно отреагировала«справочная». – Он там и сейчас живет! До сих пор прописан по адресу: улицаКузова, дом двенадцать, квартира пять. Местожительство не менял, давно тудапрописался из общежития университета.

– Крысюков не коренной москвич?

– Разве они еще остались? – хмыкнула Олеська.

– Я, например, Катя, Костин, – стала яперечислять членов своей семьи.

– А Крысюков из Барнаула, – перебила меняОлеська. – Приехал учиться, женился на столичной штучке и зацепился. Частоиспользуемый провинциалами способ остаться в Москве. Ну пока, надеюсь, ты мне вближайшее время еще не раз звякнешь, вспомнишь о том, что я хочу новые колеса.

Я положила трубку в сумку и медленно пошла кмашине.

Олеська права. У нас в консерватории училосьмного ребят из разных городов СССР. Кое-кто, защитив диплом, возвращался домой.Однако место в оркестре можно было получить лишь в том случае, если у тебя народине есть музыкальный коллектив. Жителям Киева, Минска, Питера, Екатеринбургаи других крупных городов волноваться не приходилось. Да, выпускникам предстоялопобегать, понервничать, постараться понравиться дирижерам, но рано или поздновсе устраивались.