Габриель. — Драго работал в клубе на разных должностях. Но камердинер учит его, а он все хватает на лету.

— Почему у меня не может быть обычного лакея, как у других дам?

— Потому что ты не хочешь ездить в те места, куда обычно ездят другие дамы. — Габриель опустился в кресло, чтобы снять обувь и носки. — Тебе придется подыскивать место для фабрики, ездить на встречи с поставщиками, с продавцами розницы, с оптовиками и так далее. Если с тобой будет Драго, я не стану беспокоиться о твоей безопасности. — Увидев, как насупилась Пандора, он решил поменять тактику. — Конечно, мы уволим его, если ты настаиваешь. — Он небрежно пожал плечами, потом начал отстегивать подтяжки. — Но будет жалко. Драго вырос в сиротском приюте, без родительского тепла. Его единственное обиталище — маленькая комнатка в клубе. Ему всегда хотелось пожить в большом доме, чтобы узнать, что такое семейная жизнь. — Последняя фраза была чистейшей воды фантазия, но она сработала.

Пандора устремила на него долгий страдальческий взгляд, а потом тяжело вздохнула.

— Ладно. Наверное, оставлю твоего Драго. Только скажи ему, чтобы не пугал людей. — Она театрально опрокинулась на спину, широко раскинув руки и ноги и печально проговорила: — Мой собственный лакемонстр.

Габриель посмотрел на миниатюрную фигурку жены, лежавшую на кровати, и на него накатила волна удивления и похоти, заставив затаить дыхание. В следующее мгновение он уже лежал на ней и прижимался к ее губам.

— Что ты делаешь? — засмеялась Пандора, пытаясь выбраться из-под него.

— Принимаю приглашение.

— Какое еще приглашение?

— То самое, что ты послала мне, развалившись на кровати в столь соблазнительной позе.

— Я просто лежу, как дохлая форель, — запротестовала она, уворачиваясь от него, когда он начал задирать ей юбки.

— Ты же знала, что я не смогу устоять.

— Сначала прими ванну, — начала уговаривать его Пандора. — Ну и запах! Я отведу тебя на конюшню и там отчищу жесткой щеткой с карболовым мылом, как жеребца.

— Ах ты, испорченная девчонка! Давай сделаем это. — Его рука похотливо рыскала у нее под юбками. Она взвизгнула, смеясь, и принялась бороться с ним.

— Стоп, ты заразный! Иди в ванную, я тебя вымою.

Габриель прижал ее к кровати.

— Ты будешь моей горничной? — провоцируя, спросил он.

— Тебе же это понравится, да?

— Да, — шепотом ответил он, касаясь кончиком языка ее нижней губы.

Ее темно-синие глаза наполнились озорством.

— Я искупаю вас, милорд, — предложила она. — Но только если вы согласитесь держать руки при себе и оставаться неподвижным, как каменная статуя.

— Я уже окаменел, как статуя, — ответил Габриель и продемонстрировал это.

С улыбкой Пандора выскользнула из-под него и направилась в ванную. Он поднялся и последовал за ней.

Габриель не переставал удивляться тому, что еще совсем недавно считал, что ни одна женщина не сможет подарить ему такое наслаждение, как Нола Блэк с ее «губительными талантами», по словам отца. Но даже в самые страстные моменты, которые он переживал с Нолой, его не покидало ощущение нехватки чего-то эфемерного, того, у чего нет названия… близости, которая выходит за пределы физического единения. Как бы они с Нолой ни старались избавиться от возводимых ими во время общения защитных преград, ни он, ни она не могли себе позволить открыть друг другу свои слабости, так неистово охраняемые ими.

С Пандорой все обстояло иначе. Она несла в себе силу природы и не могла быть никем, кроме как самой собой, поэтому рядом с ней притворство было невозможным. Когда Габриель признавался в своих недостатках или в совершенных ошибках, казалось, что она начинала любить его за это еще больше. С поразительной легкостью она открыла его сердце, а потом выбросила ключ.

Он слишком любил ее, сам понимая избыточность этого чувства. Он постоянно вожделел ее, поэтому не было ничего удивительного, что Пандора пробуждала в нем чувства собственника, и он беспокоился о ней всякий раз, когда она выходила из поля его зрения. Пандора даже не представляла, как ей повезло. Ведь он решил не настаивать на том, чтобы при выходе в город ее охраняли снайперы, кавалерия, шотландские лучники и несколько японских самураев на всякий случай.

Это было полное безрассудство — позволить такому созданию, потрясающе красивому, безыскусному, энергичному и беззащитному, как его жена, выходить в мир, который мог растоптать ее с обычным своим равнодушием. Но у него не оставалось другого выхода, кроме как согласиться с ней. И он не питал никаких иллюзий насчет того, чтобы когда-нибудь примириться с этим. Всю оставшуюся жизнь ему предстоит испытывать сильный страх каждый раз, когда она выйдет за дверь, оставляя его наедине с распахнутым сердцем.

На следующее утро перед уходом на деловую встречу с архитектором и строителем — по поводу предполагаемой аренды его недвижимости в Кенсингтоне — Габриель положил на письменный стол перед Пандорой пачку писем.

Она подняла на него взгляд, оторвавшись от послания леди Бервик, которое как раз сочиняла.

— Что это? — Пандора слегка нахмурилась.

— Приглашения. — Габриель улыбнулся, увидев выражение ее лица. — Сезон закончился. Полагаю, тебе не захочется на них отвечать, но тут есть парочка интересных.

Пандора посмотрела на стопку корреспонденции так, словно это была свернувшаяся кольцом змея.

— Наверное, невозможно оставаться асоциальной всю жизнь, — вымолвила она наконец.

— Вот молодец! — усмехнулся Габриель в ответ на отсутствие энтузиазма. — В ратуше состоится прием в честь принца Уэльского, который недавно вернулся из Индии.

— Я должна была предположить что-нибудь в этом роде, — вздохнула она. — Лучше было бы пойти на какой-нибудь немногочисленный, нудный ужин, где я вызывала бы такое же любопытство, как бородатая женщина на деревенской ярмарке. Кстати о бороде. Есть какая-то уважительная причина, по которой Драго не сбривает свою? Он должен от нее избавиться, потому что теперь он лакей.

— Боюсь, это не обсуждается, — с сожалением произнес Габриель. — Он носит ее всю жизнь. В действительности, когда ему нужно поклясться в чем-нибудь, он клянется своей бородой.

— Но это глупо. Никто не может клясться бородой. А что, если огонь спалит ее?

Улыбнувшись, Габриель наклонился к жене.

— Хочешь, поговори с ним сама. Но имей в виду, что она очень ему дорога.

— Ну конечно, это же его борода.

Он прижался к ее губам. Наконец она их приоткрыла, чтобы впустить в себя солоноватый жар и сладость. Его пальцы погладили ей подбородок, заставив порозоветь кожу. Он не мог оторваться от нее, от бархатистых прикосновений внезапно приятно заныло в паху. У Пандоры неожиданно закружилась голова, она покачнулась и схватила мужа за плечи, чтобы остаться на месте. Габриель, нехотя прервав поцелуй и отстранившись,