штаб, Игеря как раз оттуда вывели. Вернее, выволокли под мышки практически безвольное тело. «Практически» – потому что голову он все же поднял, чтобы посмотреть на меня.

Мужчина выглядел жалким, взгляд его отражал страдание и чувство вины в равной степени.

Синяк на всю левую щеку, заплывший глаз, содранный по пояс скафандр и выразительные ярко-красные полосы на спине – все это рассказало о допросе куда больше полного боли и отчаяния взгляда штурмана. Зато я хотя бы оказалась готовой.

Увы, военные оправдали мои наихудшие ожидания: ни намека, что в нас видят спасенных из неволи соплеменников. Хотя, конечно, ни уровня боли, ни обиды на своих это не уменьшило, скорее притупило ощущения. Все вдруг стало безразлично. Всматриваясь в лицо представителя разведки с невыразительным рыбьим взглядом, не могла отделаться от ощущения, что все происходит не на самом деле. Не со мной. Словно фильм смотрю.

Одичала ли я за время, проведенное в плену у Кина, утратив навыки сосуществования с представителями своей цивилизации? Или из-за стремительности событий и перемен схожу с ума, а неверие – защитная реакция сознания?

В чем бы ни была причина отрешенности от реалий происходящего, мысленно я больше переживала о состоянии Кина, чем о своих перспективах. Оттого и не сразу сосредоточилась на заданных негромким тоном вопросах, не сразу отреагировала на поток «неопровержимых» заявлений, красноречиво иллюстрирующих позицию «спасителей».

Получила пощечину. И еще одну, вновь не успев внятно ответить на вопрос.

В праве на заторможенность по причине пережитого мне тоже отказали, от души дернув за плечо.

Кажется, вывих.

И вновь внимание парадоксальным образом сконцентрировалось на незначительных деталях.

Грязно. Цвет стен серый, будничный, на этом фоне Капли свежей крови на полу смотрятся так ярко. Интересно, из носа брызнуло или губы уже кровоточат?

Разведчик повысил голос, рявкнув:

– И как ощущения? Когда так запросто предаешь своих?

Очередная хлесткая пощечина.

Громкий звук вкупе с болезненным ударом привели к нужному результату – я начала вслушиваться в слова. Тут мои мысли никто прочесть не мог…

– Этот амиот действительно привязался к тебе? – Короткий удар под дых, от которого потемнело в глазах и перехватило дыхание.

– Почему он именно тебя не убил?

Скручивающее движение, выламывающее запястье. Как же больно…

«Свои» сыпали вопросами, приправляя их жесткой демонстрацией физического превосходства, не оставляя мне шанса ответить. Замедленная реакция моего сознания, которое словно заново училось выражать мысли, проговаривая их вслух, не позволяла действовать в одном с ними темпе.

– Кто еще выжил? – Болевой прием, после которого хотелось завыть волком. Граш-ш-ш! Сколько же можно?.. – У них есть слабые места?

Последнее интересовало полковника особенно сильно – он снова и снова повторял вопрос на разные лады. Но как же все это контрастировало с действиями эдаити… Оправданная жестокость и неоправданная. В чем смысл так сразу наказывать нас, меня и Игеря? Как неразумно столь непродуктивно подходить к сокрытым, по мнению военного, в нас знаниям? Объяснение одно: я стала для «своих» не просто врагом, а тем, кто сблизился со сбежавшими амиотами. И из меня нужно как можно быстрее в буквальном смысле выбить необходимую информацию. Поэтому, не предложив пряников, сразу перешли к кнуту. Возможно, противостояние с эдаити на равнине идет не слишком гладко? Фактор времени играет ключевую роль.

Предсказуемо, конечно, – они же по их души прилетели. От меня нужны их слабости, способы совладать с «экспериментами» в кратчайшие сроки. Миндальничать некогда, амиоты важнее. Хотя странно: если цель преследователей – уничтожить, то зачем выяснять, в чем противник уязвим? Подобные мысли и прежде возникали в голове: желай военные только уничтожения амиотов, использовали бы способ проще и вернее, чем наземная операция на смертельно опасной планете. Значит, они хотят их захватить, а не уничтожить? Вернуть обратно на станцию и продолжить эксперимент?

Чтобы не чувствовать боли, я, как учили на занятиях, все глубже погружалась в себя. Но это лишь усугубляло ситуацию – меня не желали оставлять в покое. Очередная пощечина стала той каплей, что перевесила способность держаться в сознании, и вслед за болевой вспышкой пришла волна беспросветного забытья.

– Ты как? Сильно тебя… Сволочи, какие же сволочи эти вояки…

Узнав голос штурмана, открыла глаза. Далось это не просто, правый заплыл, позволяя видеть мир через щелочку. Все тело ныло, а плечо, левое запястье и грудная клетка при каждом вдохе отдавали болью. Качественно меня отделали…

Все же удалось сфокусировать взгляд на Игере. Он и сам был не в лучшей форме, но суетился вокруг меня, пытаясь помочь. Я же, лежа на пластиковом покрытии, на которое меня бросили, притащив из палатки разведчика, мечтала лишь о том, чтобы он замолчал, голову ломило от малейшего звука.

– Отвали, – прошипела, пытаясь воспрепятствовать осторожным прикосновениям. – Как долго я пробыла в отключке?

Игерь не обиделся – он расстроился, потому что я услышала:

– Прости. Я не думал, что все выйдет так. Мне казалось…

– Тсс… – зашипела, обрывая его каянья.

– Пару часов, точно не знаю, – исправился Игерь, ответив по делу. – Раз пришла в себя, может, подскажешь? Твои конвоиры бросили, но ничего не пояснили. Что использовать? – тряхнул перед моим лицом крошечной портативной аптечкой экстренной помощи. Такие только в боевых условиях выдаются.

– Шприц. Ампула с коричневым содержимым, – прошлепала разбитыми губами, надеясь, что обезболивающее из набора не изъяли.

Штурман, судя по шороху, потрошил упаковку. В памяти всплыл момент с недавним рапортом, когда он представлялся полковнику механиком угнанного транспортника, но я по привычке мысленно называла его штурманом, как повелось с момента, когда он вместе с Кином управлял кораблем.

Почувствовав укол, испытала благодарность: терзающая тело боль была невыносима. Средство подействовало быстро. Немного отлежавшись, поняла, что худшее позади – мышцы слушались, суставы сгибались. Села, осматривая себя и место, куда нам «повезло» попасть.

Это даже палаткой не было – три столба, вокруг которых натянули прозрачную трипслатовую пленку, показавшуюся мне пластиком. Запертые между опорами на тесном пятачке, иы находились на обозрении всего лагеря. Жизненного пространства – пара-тройка квадратных метров на двоих. Свет и звук конструкция пропускала прекрасно. Скользнув взглядом выше, заметила колебания воздуха, выдававшие наличие защитного энергетического купола. Если время ультразвука за его пределами пришло, то хоть в чем-то нам повезло.

Пока пялилась вверх, уловила движение сбоку. К ограждению приблизились двое десантников в легкой тренировочной форме. Непроизвольно накатили воспоминания – сколько же раз в прошлом я наблюдала такое вот приближение коллег… Впрочем, ностальгический порыв развеялся, стоило мужчинам заговорить.

– Подстилка амиотовская, – презрительно хмыкнул один из них. – Как думаешь, ее сразу в расход пустят или позабавиться разрешат? Что такого она умеет, что даже твари этой