– Боже… И что произошло?

Я медлю. Я никогда и никому не рассказывал эту историю, по крайней мере, вслух. Марица кладет ладонь мне на спину и придвигается ближе.

– Я сказал ему правду. И он ушел. Мы так и не узнали, решил ли он дойти до заправки пешком, чтобы забрать свою машину, или просто ему надоело… заботиться о больной жене и пытаться обеспечить шестерых детей. Но он так и не вернулся домой. На следующий день нам позвонили. Кто-то нашел его тело в кювете возле шоссе, в нескольких милях от нашего дома. Его ограбили, избили и бросили умирать. Он погиб из-за часов «Timex» и двадцати долларов, которые были у него в бумажнике.

Я складываю пальцы рук домиком и на несколько секунд сжимаю ими переносицу, чтобы прийти в себя.

– Исайя… – Марица трется щекой о мое плечо. – Мне ужасно жаль…

– В течение долгого времени все мои родные винили в этом меня. Теперь они почти не говорят об этом. Мама, конечно, не знает точно, что случилось, – не знает об этом фокусе с ключами от машины и о том, что я пытался свалить все на Йена. Но все остальные знают. Йен сделал все, чтобы они узнали.

– Значит, когда твой брат сказал, что в твоем сердце живут демоны и что ты разрушаешь жизни людей… он это имел в виду?

– Полагаю, что да, именно так.

Она касается ладонью моей щеки, и в течение минуты мы просто сидим и дышим, ее тепло согревает мое тело.

– Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь отпустить это, – говорит она. – Надеюсь, ты сумеешь перестать винить себя.

– Да, – откликаюсь я. – Может быть, когда-нибудь.

Сев прямо, она заставляет меня повернуть к ней лицо и смотрит мне прямо в глаза.

– Спасибо, что поделился этим со мной.

В следующее мгновение ее мягкие губы касаются моих, она вбирает мое дыхание, но прежде, чем поцеловать ее, я говорю еще одну вещь.

– Я – неидеальный мужчина, – тихо шепчу я. – Я сделал в жизни множество ошибок. Но отпустить тебя без борьбы? Позволить тебе вот так уйти? Это была бы самая большая ошибка из всех. И я не могу сделать этого, Марица. Я не могу отпустить тебя.

Притянув ее к себе на колени, я смотрю ей в глаза, обхватываю ладонями ее лицо, придвигаюсь ближе, пока не ощущаю знакомый клубничный вкус ее губ и мятный вкус языка.

– Тогда не отпускай, – говорит она минуту спустя, прерываясь, чтобы глотнуть воздуха. – Не отпускай меня.

С ума сойти, как резко может измениться жизнь всего за одно мгновение!

Вот только что я подавала блинчики в кафе – а вот уже провожу неделю с армейским капралом, при каждом взгляде на которого мое сердце замирает.

Вот только что я писала ему письма – и вот уже я отказываюсь от него.

Но существует только текущий момент – «здесь» и «сейчас».

Все эти мгновения складываются в минуты, в часы, в дни и ночи, в недели и месяцы, и вот уже некий армейский капрал задумчиво стоит в «комнате славы» моей бабушки и слушает ее замшелые истории о золотых временах Голливуда.

– И вот так я поняла, что Ричард Бертон собирается вернуться к Элизабет, – повествует бабушка, меланхолично вздыхая и вертя в пальцах нитку жемчуга. – Они были просто предназначены друг другу. Но все было правильно, все сложилось, как должно было сложиться. Если бы я не встретила своего мужа, у меня не было бы двух замечательных сыновей и двух таких прекрасных внучек.

Исайя поворачивается ко мне, и я подмигиваю ему.

– Все и всегда случается не напрасно, верно? – спрашивает он.

– Всегда. – Бабушка улыбается. Похоже, он сразу пришелся ей по душе, судя по тому, что она с самого завтрака водит его из комнаты в комнату, показывает свои награды, реквизит и костюмы из фильмов. Исайю, судя по всему, особенно заинтересовало то самое белое бикини с плаката по «Страсти Давиды», и он даже в шутку спросил, не дает ли она свои костюмы напрокат.

Я стукнула его по плечу, когда бабушка не видела.

Маньяк.

– Наверное, нам пора идти, бабушка, – говорю я ей, когда она пытается зазвать нас в комнату, где хранятся ее плакаты в рамках и настоящий, пусть и маленький, рояль, на котором она танцевала в 1968 году, снимаясь в «Закатной сонате».

– Так скоро, милая? – Она поворачивается ко мне и надувает губы. – Но вы же только что пришли! И я хотела показать ему мои плакаты.

Я проверяю время на своем телефоне.

– Мы хотели сходить в «Висту» на «Великолепие в траве». Сеанс начинается через час.

Бабушка переводит взгляд с меня на Исайю и понимающе усмехается.

– Что ж, хорошо. Значит, как-нибудь в другой раз, да, Исайя?

– Конечно, миссис Клейборн, – отвечает он. Она машет рукой.

– Пожалуйста, называйте меня Глорией. И я надеюсь чаще видеть вас здесь. Очень приятно, когда у моей внучки искрятся глаза. А то они уже давно были такими тусклыми!

Я подхожу к Исайе, беру его за руку и улыбаюсь ему. Я не могу перестать улыбаться со вчерашнего дня, когда он открыл мне свое сердце.

– Уверена, что теперь эти искры никуда не денутся, бабушка, – говорю я.

Она упирает руку в бок и грозно указывает на Исайю.

– Но если ее чудесные глаза снова потускнеют…

– Ни за что, – отвечает он, глядя на нее. – Я никуда не денусь, могу это обещать.

– Хорошего кинопросмотра вам обоим. – Бабушка выплывает в коридор в своем белом атласном халате, отделанном мехом, скрывается в своей спальне и закрывает дверь.

– Хочешь услышать кое-что безумное? – спрашиваю я его, когда она уходит.

– Что именно? Тебе кажется, что ты любишь меня? – говорит он.

У меня отвисает челюсть. Я не ожидала услышать это из его великолепных уст.

– Я собиралась сказать, что на этой неделе двадцать пятая годовщина свадьбы моих родителей и что моя мама в свое время выбирала между моим отцом и моим дядей, но… – Я делаю глубокий вдох. – …да, мне действительно кажется, что я тебя люблю.

Его губы неспешно растягиваются в улыбке – той самой улыбке, которая играла на его лице сегодня утром в моей постели, когда он сдирал одеяло с моего обнаженного тела, чтобы заняться любовью в третий раз – менее чем за сутки.

Обхватив ладонями мою талию, он привлекает меня в себе и впивается поцелуем в мои губы. Мое тело сдается, и я уже готова передумать насчет кино, потому что мне вдруг кажется, что провести послеобеденное время в постели с этим парнем будет куда веселее.

– Ты хочешь заставить меня ждать, капрал? – спрашиваю я, касаясь губами его губ, и он снова целует меня. – Я только что сказала, будто мне кажется, что я тебя люблю.

– Я тебя услышал, – отвечает он, прерываясь, чтобы заглянуть мне в глаза. – Я просто хотел осмыслить это, прежде чем дать ответ. Я хочу запомнить это ощущение на всю оставшуюся жизнь.