Так что все были при деле. Только лишь Аграфена-Сашка откровенно скучала, в ожидании обещанного жениха жила себе на ближнем хуторе да иногда развлекалась стрельбой из арбалета по сорокам да белкам. Честно говоря, Леонид и вовсе не собирался ее никуда посылать, хоть Маша и предлагала… Однако о диверсантах ей проговорился Анри, когда приезжал за отроками, и рыжая закусила удила: как это в таком интересном деле – да без нее-то?

– Черт с ней, пускай собирается, – махнул рукой король. – Раз уж немецкий смогла выучить…

– Кстати, Александра уже знает, под каким видом она явится в шотландский лагерь, – Анри улыбнулся в усы. – Говорит, у нее есть там какие-то знакомые маркитантки. И вроде бы они ее даже к себе звали.

* * *

– Так к кому, говоришь, пробираетесь? – старший караула – сухопарый, с бритым морщинистым лицом, тип в длинной суконной юбке и кирасе – окинул суровым взглядом только что задержанную шайку. В принципе, особых подозрений не вызывавшую, слишком уж были юны эти трое парней и явная их заводила – рыжая разбитная девка.

– Я ж вам и говорю, господин капрал, у меня есть подружки, Марта и Клара, – заканючила рыжая, – так они меня звали с собой еще давно, а я тогда не пошла, а вот сейчас пошла и…

По-немецки девка тараторила так бойко, что старший караульщик ни черта не понимал, хотя пока стояли под Ревелем, все ж немного наловчился трепаться по-местному. Но не так, как сейчас… Это ж не язык – это метла какая-то!

– А ну-ка, замолкни, черт тебя дери! – прикрикнув, в сердцах выругался шотландец. И тут же принялся молиться – все ж произнес имя нечистого. Все из-за этой рыжей! – Ты, допустим, к этим своим подругам. А они?

Сухопарый кивнул на ребят, и Сашку вдруг разобрал смех – слишком уж похож был сей бравый шотландский гофлейт на старую сварливую бабку с какого-нибудь Федоровского вымола.

– Они ж тоже кушать хотят, господин королевский лейтенант! Мы ж бедные сироты, у-у-у… Ну-у-у-у, пропустите, пожалуйста, пустите… я за вас всех святых молить буду… и не только святых… я еще кое-что умею… О, вам непременно понравится, господин императорский капитан!

Сашка с таким видом облизала губы и так томно вздохнула, что сухопарый наконец сдался и, что-то повелительно бросив толпившимся рядом, у костра, подчиненным, наклонил голову:

– Идите. Так и быть. Завтра вечером придешь в мой шатер. Красный с белым единорогом. Если заблудишься, спросишь королевского сержанта Дункана Рутберка. Это я и есть! Посмотрим, хе-хе, что ты там умеешь. Да не вздумай меня обмануть – обязательно найду и повешу! Так и знай.

– Ой, славный господин сержант! Да как можно? Да я никогда никого… Я – девушка честная, и нечего тут!

Взяв ноги в руки, отроки во главе с рыжей Сашкою миновали пост и, пройдя с полсотни шагов по наезженной санной дороге, очутились на просторной лесной опушке, за которой виднелись тянувшиеся почти до самого горизонта поля, а в паре верст, на пологом холме, торчала неприступная с виду крепость. Это и был пресловутый Раковор-Везенберг.

Почти все пространство у леса занимал воинский лагерь, четко делившийся на три большие группы. Посередине торчали четкие ряды палаток и большой шатер с трепыхавшимся на нем синим с золотым крестом шведским флагом. Чуть правее располагались палатки видом поскромнее – немецких наемников и городского ополчения Ревеля, а слева – шалаши и шатры шотландцев, путь к которым указывал прибитый на старой березе щит с серебряным косым крестом на лазоревом поле. У березы, на поваленном стволе, сидел какой-то малый, закутанный в грязный шерстяной плащ, и уныло играл на волынке. При виде Сашки он, впрочем, встрепенулся и подмигнул.

– Нас послал сержант Дункан Рутберк! – подойдя ближе, важно заявила рыжая. – Где тут маркитанты? Ну, торговцы, спрашиваю, где?

Услыхав имя сержанта, волынщик грустно повел плечом и сплюнул, однако дорогу все же показал – просто махнул рукой. Да Сашка и без него уже увидела многочисленные кибитки, возле которых у костров деловито суетились мужчины и женщины самого различного вида и возраста.

– Дай Бог вам всего, – подойдя к первому же костру, девушка вежливо поздоровалась. – Как бы мне Марту Три Хряща увидеть? Или Клару Цветочек?

– Хо? Три Хряща спрашиваешь? – обернулся от костра сивобородый мужик в накинутой поверх узкого кафтана овчине. – Та давно к немцам ушла. А Цветочек тут… и та скоро сбежит. И ты бы, девка, шла себе к немцам. Вашей сестры тут не любят…

Услыхав такие слова, Сашка скептически усмехнулась: ага, не любят, как же! То-то похожий на бабу сержант на нее та-ак смотрел и в палатку прийти приказал. Вера верой, но и естество свое требует.

– Особенно пресвитера ихнего берегись, отца Грегора. Не человек – зверь.

– Спасибо, мил человек. Так где, говоришь, Клара-то?

– А вон, красную палатку видишь? Так сразу за ней, где можжевельник, повозки. Там и спроси.

Рыжая улыбнулась: красная палатка, само собой, была ей нужна. Но не сейчас, а завтра вечером… может быть… посмотрим…

– А вон еще красный шатер! – повернув голову, указал Федор.

Егорка с Левкой тоже распахнули глаза и рты:

– И вон там, за елками – красный. И вон…

– Однако многовато будет, – заценила Сашка. – Ладно, разберемся… Ага-ага, похоже, пришли.

За можжевельником возилась с костром девица лет двадцати, белокурая, грудастая, с широкой статью. Круглое, с легким румянцем, лицо, голубые очи – вся из себя этакая невинность, особенно в сочетании с темным сиротским плащиком, накинутом поверх ярко-синего шерстяного платья, ныне потерявшего все свои прежние украшения – ни тебе шелковых ленточек, ни кружев, ни витой канители. Даже на башмаках – и то лент не было!

– Ну, здорово, подруга! – радостно крикнула рыжая.

Клара Цветочек тотчас же оглянулась:

– Ой! Александра! Ты как здесь?

– Так сами ж звали… Сейчас поможем тебе костер развести. Эй, отроцы… А ну-ка, давайте дров…

Не прошло и получаса, как возле кибитки взметнулось веселое желтое пламя. Быстро закипела в котелке талая водица, а пока варилась похлебка, рядом с костром возник основательный уютный шалашик.

– Я все с Ксенофонтом, – между тем рассказывала «за жизнь» Клара. – Марта к немцам ушла – мы с тобой потом к ней сходим, а я пока тут: всякого добра у шотландцев много. Платят щедро, не забижают зря… вот только их окаянные пресвитеры!

– Пре-сви…

– Ну, если по-нашему – ксендзы. Особенно отец Грегор – сам не живет и другим не дает, плешивая гадина. Кого из воинов с нами застанет – пощады не жди! Они его пасутся все, хоть и храбрецы. Но храбрые-то они – в битве, вот те крест, никого не боятся! А здесь запросто так на костер – никому не охота.

Сашка ахнула:

– Что, неужели уже кого-то сожгли?

– Нет еще. Но отец Грегор все время грозится. Ой, гад, гад премерзкий!