Стараясь не смотреть в глаза лошади, он привязал ее к телеграфному столбу ввиду поселка.

Дели по привычке совалась за пазуху, влажно дышала в щеку и звала кротко и нежно, но он не оглядываясь уходил через поле по снежной целине к автомобильной трассе.

Поезд нес Алексея в Москву, в темную смерчевую воронку, поглотившую ту, которая любила его. В нагрудном кармане его камуфляжа поскрипывала пачка немятых купюр: зарплата за несколько месяцев. Поезд уносил его все дальше от брошенной заимки, от Тишкиной пади, но лес все еще тянулся к нему, еловыми лапами закрещивал и благословлял его путь. В груди дрожала намагниченная стрелка и вела к цели.

Он ехал выручать Гриню, но себя не обманешь: мучительная память о Сашке, как обезумевший конь, мчала его в Москву.

Второй час Алексей бродил по Комсомольской площади, зная, что «зверь» рано или поздно выйдет на ловца.

У входа в метро дрогла на февральском ветру измызганная шлюшка. Она покосилась на хмурого приезжего в сером ватнике с поднятым воротником. Высокие, раскисшие от столичной слякоти валенки «лохаря» навели ее на мысль о золотых заполярных приисках.

— Мужчина, закурить не найдется, — без всякой надежды спросила она у Алексея, хотя в ее сумочке лежала не начатая пачка.

— Не курю, — отозвался Алексей, но не поскупился и купил для дамы пачку «LM».

— Слушай, красавица, вопрос к тебе есть. Где тут у вас, в этой гребаной столице, развлечься можно?

Старания Алексея не остались незамеченными. Из-под арки вынырнул шустрый паренек, как водится, невинно-приятной наружности. Алексей, запинаясь от смущения, объяснил юному, шмыгающему носом Велиару, что ему, собственно, нужно.

— «Манго-манго» захотелось? На «Тверез» поезжай, здесь черномазых нет, а лучше прямо к институту.

— Какому институту?

— Мориса Тореза. Тундра дремучая…

Через час Алексей шагал вдоль Тверской, нацеленной, как стрела, в сторону Кремля. Нарядная толпа излучала радость и довольство. Блеск огней и усыпляющая музыка звали в сумрак уютно убранных залов, полных волшебных запахов и драгоценного тепла.

Выбрав точку для тайного наблюдения, Алексей отслеживал вечернюю жизнь столицы. У обочины поминутно тормозили иномарки, за рулем почти всегда сидели кавказцы, но девушки были русскими. И не просто русскими, а русскими красавицами. В последней надежде рождала Русь этих девочек — статных, белоликих, с чистой кровью, с высокими, «лебяжьими» грудями и ясными, как звезды, глазами. Их везли сюда из рабочих поселков, из дремотных северных городков и серых вымерших деревенек, чтобы бросить в играющую иллюминацией сточную клоаку, где от белой лебяжьей красы через год-другой оставался только истыканный наркотой обезображенный труп. Зверь Бездны требовал новых жертв, никогда не насыщаясь.

Из черного «бумера» с двумя девушками на заднем сиденье выпрыгнул обритый наголо парень и заспешил за киоск по нужде, не терпящей отлагательства.

Пользуясь минутной заминкой, Алексей достал весь свой капитал и подкараулил «шустрилу» на выходе.

— Командир, помоги!

От неожиданности тот опешил, глядя то на деньги, то на Алексея. Но парень оказался из свойских:

— Пойдем, с мамками потолкуем. Я на этой службе недавно.

— Мент? — догадался Алексей.

— Глаз алмаз! Только ты не очень-то деньгами размахивай.

— Немая, говоришь, негритяночка? Нет, не было. — Мамка, сочная, волоокая, мельком глянула на мятое фото Агриппины, и сочувственно почмокала: — Девочка «элит-класс». Нет, на точку таких не возят. Хотя…

Алексей добавил еще пару купюр.

— Если тебе очень нужно, то можно попробовать. Завтра приходи. Я наведу справки, а теперь уматывай скорее. Я и так много сказала.

Ночь Алексей провел на вокзале, день скитался по буфетам и залам ожидания. Дождавшись вечера, он опять отправился на Тверскую. Бесприютный ветер валил с ног, и машин с «девочками» нигде не было видно. Но жрица Астарты по-прежнему толклась в подворотне. Рядом с ней, точно соломинка на ветру, позировала высокая девица. В короткой розовой шубке она была похожа на танцующего фламинго.

— Нет такой… Есть мулатки, есть вьетнамки… Глухонемых на точке полно. Но этой нет.

— А ну-ка, дай фотку. — В тусклом, качающемся свете фонаря, девушка уставилась на фотографию.

— Ящик смотришь? Там твоя подруга.

— Какой… ящик? — Лицо Алексея перекосила судорога.

— Да при нигере она этом, запамятовала, как зовут. Он ее за колдунью держит. Мол, все будущее видит, но не говорит. И звать ее не Агриппина, а Кассандра.

К Останкино Алексей пробирался пешком, ориентируясь на торчащий в небо штырь. Вдоль стены телецентра змеилась пестрая очередь. Из обрывков разговоров Алексей понял, что идет запись на участие в очередном шоу на тропических островах.

Как черный аллигатор проскользнул приземистый остроносый автомобиль. За ним вырулил автобус «мерседес» с охраной. С девушками в очереди случилась счастливая истерика.

Охранники решительно рассекли и оттеснили толпу вопящих поклонников «звезды». От автомобильного подъезда к дверям телецентра развернули ковровую дорожку. Повинуясь внезапному толчку изнутри, Алексей пробился ближе к «аллигатору». Из автомобиля выпрыгнул разряженный Мануэль Бабо, в высоком цилиндре и черном фраке. Поверх всей этой погребальной роскоши полами по ковру волочилась длинная волчья шуба. Кто бы мог признать в «черной жемчужине» прыщавого Маню, что совсем недавно голяком отплясывал самбу на Заячьем острове?

Под стрекот телекамер, почти белый от вспышек, майомберо посылал скупые знаки приязни толпе поклонниц.

Следом за Мануэлем на кованой цепи вели крупного волка. На холоде его пасть дымилась, пенистая слюна опадала на ковер.

У распахнутых дверей автомобиля почтительно стоял охранник. Тонкая, золотисто-смуглая рука оперлась о его выставленный локоть. Изящная ножка в красной туфельке коснулась земли. Слегка наклонив черноволосую, тщательно причесанную голову, из автомобиля вышла девушка. Длинный белый мех почти скрывал ее лицо.

— Кассандра! Кассандра! — скандировала толпа.

Девушка остановилась, тревожно вглядываясь в сутолоку у ступеней телецентра. Мануэль что-то прошептал ей на ухо и уже без церемоний дернул за руку, но она резко повела плечом и осталась стоять, выискивая в море лиц одно-единственное. Просветлев изнутри, словно смуглота на миг сбежала с нее, она остановила взгляд на Алексее. В черных глазах блеснули слезы. В следующий миг она рванулась к нему. Расталкивая вязкие тела, Алексей пробивался к ступеням лестницы. Охранники стали цепью, тесня и выталкивая с площадки беснующуюся публику. Толпа шатнулась, взревела и поволокла Алексея. Он видел, как Гриня бьется в руках охранников, и ее под руки волокут по ступеням к распахнутым золотым дверям.