ситуации мало, ведь именно с 1990-х живые начинают дышать свободно (и дышат так по крайне мере лет десять, до 2000-го), а совеццкие испытывают клинический дискофморт и судорожно ностальгируют то по полету в космос, то по пресловутой «колбасе-за-два-двадцать». И все это, разумеется, еще как отразилось на литературном поле.

В этом тексте речь пойдет о живом: о читателе со своим мнением, которое обычно не совпадает с генеральной линией литпартии, транслируемой в том числе через литпартийных поп-критиков. И о живых: о читателях, которые читали и читают то, что не считается в том числе «придворной литературой» нового российского капитализма. Разумеется, определенные знаковые фамилии будут проскальзывать – далеко не все лауреаты премий и создатели бестселлеров бездарны: случаются прорывы. Вспомним хотя бы «Русский Букер»-2017 – какие страсти бушевали, как разбивались от горя суровые мужские сердца, не сорвавшие вовремя райтерский куш… Кукиш, который показал писателям-всея-руси роман Николаенко «Убить Бобрыкина!», уж точно войдет в историю литературы, ибо роман этот – роман самобытнейший: при всех его шероховатостях по причине отсутствия корректора в первом издании, и только-то. Увы, в отечественной похоронной литпроцессии (термин мой: независимого литпроцесса у нас нет) балом правит в массе своей все же посредственность: так и ранжируют авторов – по способности писать «не лучше, чем условный Сидоров». Ведь если писать «лучше, чем условный Сидоров», можно стать его конкурентом. А этого (конкурента-то) писатели-всея-руси не потерпят, ибо узки́ врата к кормушке да тернист путь. И потому продолжим тему в частном порядке частной читательской жизни. Ниже – сугубо личный срез того, что или захватило в свое время автора этих строк, или не оставило иных возможностей пройти мимо: имена, книги – из чистого любопытства, по работе и по любви… Срез, не претендующий на объективность, которой, если кто-то забыл, не существует в принципе. Своего рода пуантилистичный конспект, созданный по мотивам «больших и малых картин» современной русскоязычной прозы конца XX – начала XXI-го. Пестрой, разноликой, запоминающейся – раздражающей тех, кто в ней либо мало что смыслит (и/или чужому дару, плебей, завидует); резонирующей с теми, кто чувствует музыку слова и/или работает над ним, словом, на уровне фонемы. Поехали!

1990-е. В прошлом веке – миллионные тиражи Валерии Нарбиковой: «Шёпот шума» и другие истории; истории, срывающие с человека приросшую к лицу социальную маску. Елена Сазанович с повестью о любви и свободе «Прекрасная мельничиха». И Нарбикова, и Сазанович полузабыты нынешними литпроцессионными смотрителями, хотя обе продолжают писать и должны б публиковаться если не вместо условных шнеллеров, то наряду с ними. Далее через запятую: «Отделение пропащих» т. н. принцессы стиля Марины Палей, едва ли не намеренно забытой все теми же официозными «литкарателями» (возможно, по причине ее давней эмиграции, хотя это более чем условность), «Русская красавица» Виктора Ерофеева, «Факультет патологии», «Наташа» и «Псих» Александра Минчина, «Жизнь насекомых» (и все прочее, собственно) Виктора Пелевина, «Тридцатая любовь Марины» (и многое прочее) Владимира Сорокина, «Медея и ее дети» Людмилы Улицкой, «Цинковые мальчики» Светланы Алексиевич, – и стоп.

2000-е: «Притон просветлённых» и «Travel Агнец» Анастасии Гостевой – настоящий прорыв того времени, невероятно мощная и живая проза с моментами психоделических отступлений и очень вменяемой эзотерики (Гостева в силу ряда причин книг больше не пишет, занимаясь куда более полезным для души своей делом). Далее через запятую: «Spring. doc» и «Некурящий Радищев» Ольги Татариновой, «В безбожных переулках» Олега Павлова, «Побег куманики» (и пр.) Лены Элтанг, «Клеменс» и «Ланч» Марины Палей, «Прощание в Стамбуле» Владимира Лорченкова, «Т» (и пр.) Виктора Пелевина, «mASIAfucker» и «Мачо не плачут» Ильи Стогова, «Рубашка» Евгения Гришковца, «Пение известняка» Александра Иличевского, «Блуждающее время» Юрия Мамлеева, избранные рассказы Игоря Яркевича, «Шествовать. Прихватить рог» Юлии Кокошко, «Черная икона русской литературы» Алины Витухновской, – и снова стоп. Отдельным пунктом имеет смысл выделить автобиографическую книгу Полины Осетинской «Прощай, грусть!»: действительно потрясающая история.

2010 / 2020-е: «Убить Бобрыкина!» Саши / Александры Николаенко – один из несомненно неординарных романов рассматриваемого десятилетия: это тот самый редкий случай, когда автор получает премию именно за дар слова, а не за окололитературный шум и не благодаря «правильному» умению «тусоваться с кем надо». Далее через запятую: «Кысь» Татьяны Толстой, «Елтышевы» Романа Сенчина, «Предназначение» Дмитрия Горчева, «Скажи красный» Каринэ Арутюновой, «Черновик человека» Марии Рыбаковой, «Хорошая жизнь» Маргариты Олари, «Собачий Царь» Ульи Новы, «Номер Один, или В садах других возможностей» Людмилы Петрушевской, «Знаки любви и ее окончания» Марты Кетро, «Продолжая движение поездов» Татьяны Дагович, «Вот мы и встретились» Андрея Бычкова, «Соседская девочка» Дениса Драгунского, «Сперматозоиды» Натальи Рубановой (автор этих строк считает возможным включить в данный список и роман собственного производства, удостоенный тогда еще живой Премии журнала «Юность» – роман, который в свое время был номинирован в т. ч. на «Нацбест»: с легкой руки Виктора Топорова, которому текст в целом-то приглянулся).

Отдельно хотелось бы выделить иллюстрированный сборник любовных новелл «Я в Лиссабоне. Не одна» (2014), под корешком которого были собраны тексты русскоязычных авторов разных стран: когда-то мне довелось выступить в роли автора-составителя сего скандально известного издания. История создания и сожжения (опечатки нет) этой книги достойна отдельного тома под названием «Лиссабонское Дело», ибо весь тираж, за исключением нескольких десятков авторских экземпляров, 3000, – уничтожен. Уничтожен в России в XXI веке: нонсенс. Издательская самоцензура середины 2010-х закрутила гайки так, что все ахнули – я уже писала об этом. В 2020 году опальная книга вышла в канадском издательстве «Accent Graphics Communications» (Оттава), и это хорошее дело: буковки на самом-то деле не горят. Переизданную, в буквальном смысле возрожденную из пепла книгу «Я в Лиссабоне. Не одна» можно теперь заказать по иенную словесность? Что, в конце концов, здесь и сейчас происходит?.. Ответить на вопрос сей однозначно невозможно уже хотя бы из-за «водораздела»: литературный мир, волшебный мир словесности, давно поделен литфункционерами на «своих» и «чужих». Поляны попилены-$. Вот вам ангажированная литература (дрессированная, «правильная», конформная, предсказуемая, – иногда небездарная, но чаще мертвецки пристойная: не стыдно показать и почившей прабабушке) – ангажированная в лице поп-авторов и поп-критиков, а вот – литература непридворная: свободная, «неправильная», «неудобная», живая и, как ни крути у виска, вечная: случаетснтернету.

Что кроется за всеми этими именами писателей и названиями их книг – за всей этой разнокалиберной авторской энергетикой? Какие тенденции формируют современную словесность? Что, в конце концов, здесь и сейчас происходит?.. Ответить на вопрос сей однозначно невозможно уже хотя бы из-за «водораздела»: литературный мир, волшебный мир словесности, давно поделен литфункционерами на «своих» и «чужих». Поляны попилены-$. Вот вам ангажированная литература (дрессированная, «правильная», конформная, предсказуемая, – иногда небездарная, но чаще мертвецки пристойная: