— Вовсе нет, — поспешила заверить я. — У меня есть жареное мясо и агираль.

— Агираль? Агираль?! — Он повернулся к Каперсу. — Ты совсем ее не берег? А если бы у нее оказалась невосприимчивость? Даже на Айгеросе только десять процентов могут спокойно употреблять это растение!

Десять?!

— Чудо, что она вообще умудрилась протянуть так долго под твоим началом! Но теперь, золотко, тебе не о чем переживать. — Ран отодвинул кинувшегося наперерез капибара и, подойдя вплотную, заключил меня в объятия. — Я позабочусь о тебе. Будешь вкусно кушать, спать в тепле, и по первому требованию — теплый душ! Мохнатый, — Ран оторвался от меня и глянул через плечо, — сооруди костер. А золотко пока искупается. Так ведь?

Я с улыбкой кивнула. Уж чего-чего, а помыться хотелось просто до одури.

— Вот и решено, — хлопнул в ладоши Ран. — Пойдем, тут буквально в семи минутах ходьбы есть ма-а-аленькая бухточка, а в ней — заводь.

— Ты-то там зачем? — рыкнул Каперс, подходя ближе. — Может, лучше останешься тут, поможешь с костром?

— И бросить золотко без присмотра?! — снова ужаснулся Ран.

— Мы быстро, — вмешалась я, пресекая спор. — Правда, быстро, — повторила, встретив очень недовольный взгляд хранителя.

— Как знаешь, — бросил он и, развернувшись, зашагал к лесу.

— Любопы-ытно, — тихо протянул Ран, глядя на удаляющегося капибара. А в следующий миг схватил меня за руку и потянул в сторону. — Шустрее, золотко. Ванная ждет!

До обещанной заводи мы добрались минут за десять. Небольшая, она аккуратно спряталась между скалистым склоном и белоснежной песчаной косой.

Ран выбрал место ближе к сваленным неровной грядой камням, внимательно осмотрелся и, одобрительно кивнув, повернулся ко мне спиной. Получив «зеленый свет», я скинула кеды, быстро разделась и вошла в воду. Грязную одежду взяла с собой.

Стирка на руках никогда не значилась в списке моих талантов. Стирка на руках без порошка и моющих средств — вообще похожа на издевательство. Над вещами и надо мной. Засохшая кровь успела намертво въесться в ткань, и мои слабые попытки вернуть рубашке белый цвет не увенчались успехом. Отчаявшись, я попробовала потереть пятно песком, но добилась лишь того, что и так далеко не маленькая дыра на боку расползлась еще больше. Плюнув на неблагодарное занятие, я быстро прополоскала одежду, подплыла к камням и расстелила ее на еще теплой поверхности. Потом принялась мыться сама, с тоской вспоминая земные шампунь и гель для душа.

— Золотко, — вдруг позвал Ран.

Вздрогнув, я присела ниже, оставив над поверхностью только голову.

— Вообще-то вода — моя стихия, — с хитрой улыбкой поделился он. — Если бы захотел, я мог бы тебя увидеть ее глазами.

— У воды нет глаз.

— Конечно, нет. Но она может передать формы, которые огибает, и поверхность, которой касается. — Мне подарили выразительный взгляд.

Я хмыкнула.

— Знаешь, сейчас ты прозвучал как законченный извращенец. Я начинаю понимать, почему Каперс не обрадовался твоему обществу.

— Кто извращенец? Я? Да как ты могла такое подумать?

Не сдержавшись, я рассмеялась — выражение оскорбленной невинности, застывшее на лице хранителя, было бесподобным.

— Рад, что тебе весело, — улыбнулся Ран. — И можешь не переживать: я не подглядывал. Но хотелось, — тут же лукаво добавил он.

— А зачем позвал?

— Хотел предложить высушить твои вещи. Сами они долго будут это делать, а ты, помнится, обещала мохнатому, что скоро вернешься.

Оценив предложение, я кивнула.

Ран поднялся с песка. Легко и грациозно, словно цирковой гимнаст, взобрался на камни и упругими прыжками добрался до того места, где лежал мой нехитрый гардероб.

— Зачем ты его дразнишь? — спросила я через пару минут, когда Ран уже вернулся на берег и заканчивал сушить вещи.

— Кого? Мохнатого? Глупости. Я даже не пытался…

— Пытался.

— Ну-у, если только чуть-чуть. А сама? Почему назвала меня? Или не знала, что мохнатый будет против?

Сложив сухую одежду на песке, Ран отошел на несколько шагов и отвернулся, давая мне выйти из воды.

— Знала, — не стала отпираться я.

Выскочив на берег, обтерлась руками, стряхивая с тела блестящие на солнце капли, и на цыпочках побежала к вещам.

— Тогда почему?

— Между участником, давшим имя, и хранителем, его получившим, формируется связь, ведь так?

— Допустим.

— А своих подопечных хранители убить не могут. По крайней мере, лично, — добавила, вспомнив, что от надоевшей Фиарин хитрый змей избавился чужими руками. Точнее, лапами.

— Уверена? — хмыкнул Ран.

Я замерла на одной ноге, на которой еще секунду назад прыгала, втискивая вторую в штанину, и уставилась в спину стоящего впереди мужчины.

— Кайатир и других слабых участников хранители бросают. Не убивают, — произнесла напряженно.

— А может, нам это не позволяет сделать наше доброе сердце?

Поняв, что Ран снова паясничает, я облегченно выдохнула и продолжила натягивать одежду на влажное тело.

— Скорее уж привязка хранителя к подопечному. Все, можешь поворачиваться, — закончив со штанами и рубашкой, я присела обуваться.

— Золотко, золотко, я-то думал, что приглянулся тебе и потому получил имя. А ты, оказывается, просто решила себя обезопасить. Как все меркантильно в этом мире! — Ран прижал ко лбу тыльную сторону ладони.

— В этом уж точно, — хмыкнула я, возясь со шнурками. — Так что, я права насчет связи хранителя и участника?

Ран лукаво глянул на меня, помедлил несколько секунд и наконец кивнул. Я нахмурилась.

— Но тогда почему Каперс был против того, чтобы я дала тебе имя?

— Может, лучше сама у него об этом спросишь? Ко мне он неоправданно жесток и холоден. И за что мне, нежному и ранимому, такое?

— Да, действительно. — Я вновь не сдержала усмешки.

Встала, отряхнула ладони и первой двинулась в обратную сторону.

— С моими доводами и причинами мы разобрались. Что насчет тебя? — Я искоса глянула на шагающего рядом хранителя. — Почему ты вдруг решил помочь?

— Из-за природного обаяния и доброты?

— Сомнительно. Еще варианты?

— Хотел оказаться в центре событий?

— Тогда стоило переместиться на правильный остров, если уж ты владеешь столь ценной информацией. Третья попытка.

Он не спешил с ответом, хитро поглядывая на меня и в задумчивости шевеля бровями. Наконец, когда до лагеря — если так можно назвать место привала — оставалось всего ничего, Ран заговорил: