когда он снова начинает поглаживать. Тихий голос в моей голове шепчет, что я не должна отвлекаться, что я должна попытаться ускользнуть, что все это ужасная, опасная идея, но я не могу перестать смотреть на него. У меня пересыхает во рту, желание пульсирует в моих венах, как второе сердцебиение, и я так сильно хочу проскользнуть за дверь, зайти в спальню и по деревянному полу присоединиться к нему, опуститься на колени и попробовать его на вкус. Я могу представить, как бы он чувствовал себя у меня во рту, толстый и горячий, твердый, как железо, обтянутый бархатной кожей, прижимающийся к моему языку, когда я слизывала бы скользкое возбуждение с головки, постанывая, узнавая, каков Александр на вкус. Соленый, я думаю, моя рука скользит к переду моих шелковых пижамных штанов, сама того не осознавая. Острый. Горячий на моем языке. Я могу представить, как он толкается в мой рот, его рука обвивается вокруг моего затылка, его член скользит в мое горло, когда я смотрю на него с колен, желая доставить ему удовольствие. Хочу, чтобы он был доволен мной.

Александр теперь поглаживает быстрее, его плечи напряжены, его рука сжимает член в тисках, когда он смотрит на фотографии на кровати, его лицо непроницаемо, и он сжимает столбик кровати. Я знаю, что он близко, и я едва начала прикасаться к себе, мои пальцы скользят под пижамой и по уже скользким складкам моей киски, взмокшей от одного только наблюдения за тем, как Александр доставляет себе удовольствие. Я знаю, что не должна. Если он поймает меня… но, если он поймает меня здесь, за пределами его спальни, шпионящей за ним, наказание, вероятно, будет суровым в любом случае. Это не может сделать ситуацию намного хуже, и я жажду этого, мое тело взывает к освобождению от напряжения, которое потрескивает в воздухе спальни, как надвигающаяся электрическая буря.

Все, чего, как я видела, избегал Александр, все, что, как я поняла, он пытался так жестко контролировать сегодня: гнев, страх, похоть, я вижу на его лице, когда он быстрее поглаживает свой член, его бедра теперь напряжены, а не толкаются. Я вижу, как он подбирает ритм, вероятно, тот, который заставит его кончить, и я чувствую дрожь разочарования, потому что я тоже хочу кончить. Я хочу кончить с ним, и я только начала водить пальцами по своему клитору…

Мое тело сводит судорогой, когда кончики пальцев находят твердый, ноющий бугорок, и мне приходится зажать рот другой рукой, чтобы не закричать от внезапного, сильного удовольствия от прикосновения. Я так возбуждена, что мои половые губки уже припухли и слегка приоткрыты, так что мои пальцы могут легко скользить между ними, двигаясь в скользком возбуждении, пока я не достигаю места, где мне больше всего нужно трение. Как бы то ни было, я не могу остановить приглушенный стон, доносящийся из-под моей руки, и мое сердце почти останавливается в груди, уверенное, что Александр услышит меня и я буду поймана. Но он слишком потерян в моменте, не слышит, не видит и не думает ни о чем, кроме приближающегося порыва своего надвигающегося оргазма. Его челюсть сжата, его пронзительные голубые глаза сосредоточены на куче фотографий на кровати, дюжина эмоций мелькает на его лице, когда его рука обхватывает член по всей длине, ладонь потирает блестящую головку, и я вижу, как напрягаются мышцы его идеальной задницы, каждый дюйм его тела напрягается, когда он приближается к краю.

Я с головокружением осознаю, что я тоже почти достигла цели, что наблюдение за ним возбудило меня до предела, мое тело жаждет разрядки всего через несколько секунд давления на мой клитор. Я чувствую, как он пульсирует под моими первыми двумя пальцами, мое тело дрожит от удовольствия, когда я прижимаю тыльную сторону другой руки ко рту, заставляя себя сохранять абсолютную тишину, пока я мчусь к своему собственному оргазму вместе с ним, непосредственность и интимность этого только усиливают удовольствие.

Это было так чертовски давно. Может быть, именно поэтому я жажду его, поэтому я хочу его не потому, что я настолько сломлена, что вожделею мужчину, который купил меня и держит в плену, а потому, что это было так давно. Так чертовски давно ко мне не прикасались с желанием, не целовали, не обнимали. Так давно мужчина не пытался затащить меня в постель, не флиртовал со мной, не приглашал к себе домой или не соглашался слишком быстро пойти ко мне. Прошло так много времени с тех пор, как я занималась сексом, чувствовала кого-то внутри себя, обнимала кого-то другого, когда тепло его кожи проникало в мою, и это похоже на отчаянную, пустую жажду, как будто я изголодалась по всему этому. Я никогда не считала себя нимфоманкой. Когда-то я была почти уверена, что занимаюсь здоровым сексом как хорошенькая девушка лет двадцати с небольшим, живущая на Манхэттене. Возможно, тогда это казалось немного искаженным, учитывая, что моя лучшая подруга и соседка по комнате была девственницей, которая едва смотрела на парней, не говоря уже о том, чтобы делать с ними что-то непристойное, но это не было чрезмерно. Тогда я просто веселилась. Это ничего не значило, кроме того, что было приятно. Сейчас я чувствую, что тону, как будто моего собственного прикосновения достаточно, чтобы сдержать потребность, чтобы она не поглотила меня, но тихий голос в моей голове шепчет, что это не может длиться вечно, я не могу провести остаток своей жизни, шныряя по квартире Александра, шпионя за тем, как он дрочит на чьи-то фото, прячась и трогая себя вместе с ним. В глубине души я не думаю, что это только потому, что прошло так много времени с тех пор, как я трахалась.

Я внимательно смотрю на Александра из-за двери, моя рука все еще работает в моих шелковых пижамных штанах, мое дыхание становится прерывистым, когда я наблюдаю, как он вздрагивает, его член напрягается в кулаке, и он громко стонет, глубокий и интуитивный звук, который говорит мне, что он кончит в любую секунду.

Одетый и ухоженный в течение дня, Александр эксцентрично красив, но обнаженный и испытывающий муки удовольствия, как сейчас, он великолепен. Я вижу каждый дюйм его стройного мускулистого тела. Я позволяю себе жадно любоваться зрелищем, наслаждаясь видом такого количества привлекательной мужской плоти на витрине… и это, даже не учитывая восемь или девять дюймов твердого, пульсирующего члена между его ног. Я заставляю себя забыть, кто он, что он сделал, конфликт между нами и кем я для него являюсь, чтобы я могла наслаждаться этим, потому что прошло так чертовски много времени с тех пор, как я только