– Прогоните собак, – ответил аббат, – и пустите на их место монахов. Вы хорошо знаете, какую награду даст Бог за собак – и какую за монахов[378].

Гильом неохотно согласился. Он решил отказаться от охотничьего домика в пользу святой обители, которая могла послужить спасению его бессмертной души. С согласия жены Энгельберги он составил грамоту, вверив будущую обитель покровительству святых Петра и Павла, а в их отсутствие на земле – папе римскому. Бернон должен был позаботиться, чтобы на месте охотничьего домика построили жилье для монашеской общины. Обеспечивать всем необходимым братьев, которые придут туда жить, будут окрестные леса и пастбища, виноградники и рыбные пруды, деревни и сервы – прикрепленные к земле несвободные земледельцы. Взамен монахи будут проводить время в постоянных молитвах и благочестивом служении, давать кров проезжающим путешественникам и вести почтенную и целомудренную жизнь по уставу святого Бенедикта (этот свод монастырских правил составил еще в VI в. живший на юге Италии монах Бенедикт Нурсийский). Покровителями монастыря будут римские папы, настоятелем – Бернон. Герцог Гильом и его потомки будут содержать и защищать обитель.

Так возникло Клюнийское аббатство. На первый взгляд в его появлении нет ничего необычного: в эпоху Каролингов богатые франки нередко основывали монастыри, а среди простых людей находилось немало желающих стать монахами и монахинями[379]. Однако аббатство в Клюни отличалось от многих современных ему обителей тем, как мало власти потребовал взамен герцог Гильом для себя и своих наследников. Он мог бы утвердить для своей семьи право назначать будущих настоятелей Клюни и непосредственно вмешиваться в управление монастырем, но он этого не сделал. Вместо этого он пообещал, что Бернон и все будущие братья Клюни смогут заниматься своими делами без оглядки на светскую власть и даже на местных епископов. Согласно уставной хартии, всякий, кто попытается вмешаться в дела Клюнийского аббатства, будет вечно гореть в адском пламени, пожираемый червями. А до этого ему придется уплатить штраф сто фунтов[380]. Таким образом, клюнийские братья были ограждены от посягательств и предоставлены сами себе настолько, насколько это вообще было возможно для средневековых монахов.

Строительство началось примерно в 910 г. Это был масштабный и дорогостоящий проект. Бернону и монахам, приглашенным для заселения Клюни, требовались церковь, общие жилые помещения, спальни, трапезная и библиотека, отдельные кельи и помещения для занятий, а также кухни и стойла для домашнего скота, где работали слуги-миряне. Строительство продолжалось много лет и было далеко от завершения и в 918 г., когда умер Гильом, и даже в 927 г., когда вслед за ним в могилу сошел Бернон.

Но хотя строительство Клюни шло крайне медленно и было окутано не славой, но облаками строительной пыли, оно тем не менее имело колоссальное значение в истории средневекового Запада. Следующие двести лет ознаменовались бурным расцветом монашества. За это время возникло множество разнообразных монашеских орденов: помимо бенедиктинцев появились цистерцианцы, картезианцы, премонстраты, тринитарии, гильбертинцы, августинцы, паулины, целестинцы, доминиканцы и францисканцы, а также военные ордена – тамплиеры, госпитальеры и тевтонские рыцари. Однако именно Клюни, расположенный в Бургундии и распространивший свое влияние не только во Франции, но и в Англии, Италии, на Пиренейском полуострове и на западе Германии, стал самым выдающимся монастырем Европы. С середины X в. он служил штаб-квартирой международной организации, на пике своего развития включавшей в себя сотни дочерних обителей. Все они подчинялись настоятелю Клюни, в распоряжении которого находились ошеломляющие богатства и огромные экономические ресурсы. К концу XI в. аббаты Клюни общались на равных с королями и папами и участвовали в переговорах высочайшего уровня и самых значимых конфликтах своего времени. К западу от Рейна клюнийские обители, словно филиалы духовного «Макдоналдса», можно было встретить буквально на каждом повороте, особенно вдоль паломнических маршрутов, ведущих в Сантьяго-де-Компостела на северо-западе Испании и другие святые места. Следует признать, влияние Клюни не затрагивало большую часть Германии, а также христианские области Восточной и Центральной Европы, не говоря уже о Византии, где развилась собственная уникальная форма монашества. Однако в течение нескольких веков Клюнийское аббатство обладало исключительной по степени воздействия «мягкой» силой, стоявшей выше светских границ и полномочий[381]. Клюнийская система инициировала стремительный общий рост монашества, который изменил отношения церкви и государства, придал культурной жизни христианского мира новые формы и наполнил ее новым смыслом, трансформировал не только религиозные обряды, но и письменность, архитектуру, изобразительное искусство и музыку.

Прекрасным примером всего этого служило само Клюнийское аббатство. Сегодня в нем, увы, почти не на что смотреть, кроме тех построек, которые не успели взорвать антиклерикально настроенные обыватели во времена Французской революции в XVIII в. Когда-то в Клюни находилась, возможно, одна из крупнейших церквей в мире, способная соперничать с собором Святого Петра в Риме и собором Святой Софии в Константинополе. Выросшая на месте охотничьего домика и собачьего загона церковь Клюнийского аббатства длиной 157 м стала самым большим зданием в Европе. В ней располагались всемирно известная библиотека и художественный центр, в ней собиралась влиятельная верхушка монашествующего сообщества, в ней билось сердце золотого века монашества. История аббатства переносит нас в эпоху активного развития монашеской жизни, эпоху экспериментов и роста. Влияние Клюни и остальных монашеских орденов и укладов ощущалось в латинском мире[382] до конца Средних веков.

От пустыни до вершины горы

Суть монашества наилучшим образом выражают слова Христа в рассказанной евангелистом Матфеем притче о богатом юноше. «Если хочешь быть совершенным, – сказал ему Иисус, – пойди продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; тогда приходи и следуй за Мною»[383].

Юноша, к которому Христос обратился с этими словами, не захотел слушать. Он ушел, жалуясь, что никак не может отказаться от своих денег. На это Христос ответил знаменитым изречением о верблюде и игольном ушке[384]. Однако через несколько сотен лет взгляды изменились. Примерно в III в. благочестивые мужчины (и некоторые женщины) в христианских землях римского Ближнего Востока пришли к выводу, что для спасения души необходимо при жизни полностью отказаться от всякой роскоши, мишуры и соблазнов. Они раздавали свое имущество, переставали выходить в свет или удалялись в пустыню, чтобы жить в телесной скудости, но в нравственной чистоте, молясь, созерцая окружающий мир и питаясь подаянием и объедками.

Подобно многим другим ключевым событиям в истории западного монотеизма в первом тысячелетии, аскетизм возник в пустынях Ближнего Востока (если точнее, в Египте). Одним из самых известных египетских христианских подвижников был святой Антоний Великий. Антоний был почти буквально тем самым богатым юношей из притчи: наследник состоятельной семьи, в возрасте двадцати лет он пошел в церковь и услышал поучение Христа о нищете