здесь были почти сплошь проникнуты большевистским духом, борьбой с «капиталом» за «рабоче-крестьянскую власть». Революция здесь пустила глубокие корни. Здесь даже не поднимался вопрос об окончании войны. Отношение населения к Белой армии было таково, что чины ее чувствовали себя не как в районе освобожденном, а завоеванном. Четыре месяца находились части Добрармии там, а явных симпатий населения не приобрели, и приходилось все время принимать меры предосторожности, более того, вести борьбу со скрытыми здесь силами большевизма. Ничего подобного не было ни на Кубани, ни в Ставрополье.

Объяснить все это марковцы, вошедшие в тесный контакт с рабочими, однако, не имели возможности. То, что они увидели или узнали, никак не могло быть отнесено к причинам, увлекшим рабочих в большевистский лагерь. Уровень жизни рабочего нельзя было назвать низким и тяжелым. Рабочие жили, по крайней мере заводской или шахтерский кадр, в казенных квартирах в две-три комнаты с участком земли у квартир. Квартиры были обставлены со значительной степенью «культурности», и все необходимое для жизни семей было налицо. К услугам рабочих были заводские шахтные, железнодорожные магазины-кооперативы, в которых было все и за цену ниже, чем в городских лавках. Несмотря на то что революция и внутренние неурядицы нарушали нормальный ход жизни, в это время, в начале 1919 года, марковцы широко пользовались этими кооперативами, покупая там то, чего не могли достать в станицах и селах.

Конечно, у рабочих не было таких запасов продовольствия, как у крестьян, но сказать, что они жили впроголодь, никак нельзя. У каждой семьи на ее маленьком придомовом участке были и огород, и куры, и свиньи, и нередко коровы. Перед каждым домом был палисадник, на котором были разведены цветы, а не овощи.

Свои культурные запросы рабочие удовлетворяли широко и настолько, что марковцы с жадностью набросились на все предоставленные им хозяевами книги, журналы, несмотря на то что при заводах или шахтах были большие библиотеки и читальни. В иных домах были граммофоны. Всюду были клубы, где ставились киносеансы, устраивались спектакли и танцевальные вечера, читались доклады. Для художественной самодеятельности был полный простор. Дети рабочих бесплатно учились в благоустроенных школах, и им была открыта дорога к любой специальности, были бы способности.

Конечно, жизнь рабочей семьи была ограничена размером получаемого жалованья, отчего она находилась в зависимости от своих предприятий, или, как говорилось в то время, «от капитала», от «капиталистов». Про эту зависимость высказывания были часто злобными: говорилось о гнете, о рабстве, о бесправии. Спорить с рабочими было почти невозможно: их ничто не убеждало, ничто не удовлетворяло.

Да и что могли сказать или обещать им марковцы? В самом деле, рабочий вопрос для них было мало известен. Приходилось выслушивать и, ограничиваясь общими обнадеживающими фразами, делать упор на стремление добровольцев к скорейшей победе, установлению мира в стране, когда в спокойных условиях будут разрешены все вопросы к общему благополучию и удовлетворению. И в своем невольном столкновении с народной массой марковцы, узнавая ее настроение, не находили того, на что они надеялись, — сочувствия и помощи Белому делу. И это беспокоило.

О «государственно-мыслящем» слое народа и не думали. О нем просто забыли, и забыли потому, что не чувствовали и не видели его поддержки. Попадавшие на фронт газеты приносили им сведения лишь о каких-то трениях среди «государственно-мыслящих» людей, о критике командования, о недоразумениях на верхах, о разногласиях, о политической борьбе и т. п.

Бои в Донбассе были жестокими, и у армии там был уже и внутренний фронт. В течение пяти месяцев дух армии выдержал испытания, он разбил врага, и армия погнала его на север по «широкой Московской дороге».

Мелькали хутора, поселки, города. Донбасс остался позади, и снова развернулась земледельческая полоса Родины. При продвижении вперед, прочесывая большой район, марковцы убеждались в совершенно ином настроении населения, главным образом крестьян. Тут не было враждебности, не было и безразличия. Население, хотя и очень сдержанно, не скрывало свою радость приходу Добрармии. Однако вместе с этим бойцы чувствовали какое-то особенно пытливое к себе и армии отношение, как бы говорившее: «Вы нас освободили, но что вы принесли с собой?» Население не задавало прямых вопросов, а марковцы ограничивались общими фразами. Да и не было времени для более углубленных разговоров: вечером приходили в село, а утром уходили. Население оставалось без ответа на интересующие его темы, и, не получив ответа, оно оставалось в сильной степени под моральным влиянием пропаганды ушедших большевиков и оставленных ими агиток.

В районе Белгорода наступление приостановилось и жизнь столкнула марковцев вплотную со всеми вопросами, которые она ставила. Вот примеры:

I. В занятом Волчанске была оставлена одна рота марковцев численностью в 28 человек с задачей: обеспечить тыл наступающего на Белгород отряда; при этом командиру роты генералом Третьяковым было добавлено: «Вы вся власть в городе и уезде. Действуйте. Желаю успеха». В боевой обстановке каждое слово приказаний начальника остро запечатлевается в памяти и вызывает сугубое к себе внимание. Задача военная понятна, но… «вся власть»? Начальник отряда не оговорился и… не пошутил, а следовательно, нужно разрешить и этот вопрос.

«Вся власть», то есть не только военная, но и гражданская. Для офицера это необычно. Мысль у командира роты напряженно работает; он советуется со своим помощником. Положение ясно: с уходом большевиков город и уезд остались без власти, но оставаться без нее они не могут и не должны; большевистскую власть должна немедленно сменить белая власть, и вот она переходит в руки командира роты. Но как организовать ее? С чего начать? Пройденный в свое время курс «Законоведения», почерпнутые в свое время сведения из разговоров с городскими и земскими деятелями были весьма слабой базой для деятельности. Тем не менее, что-то необходимо предпринимать, и притом немедленно, завтра же с рассветом. Ночь проходит в мучительных поисках решений.

Прежде всего необходимо показать населению лик белой власти и целей Добрармии. Решено было сделать это при помощи расклеенных по городу оповещений. Но что писать? Что Добрармия несет мир, спокойствие и право на свободный труд: торговец торгуй, крестьянин распоряжайся плодами своего труда, ремесленник занимайся своим ремеслом? Явно недостаточно. А на руках никаких официальных материалов. Мало говорить, что Добрармия борется за освобождение Родины от власти большевиков.