Но то, что у оповещений всегда толпились люди, доказывало жажду народа знать что-то большее. Население немедленно выполняло распоряжения о сдаче оружия, военного имущества и пр., но его интересовали и другие вопросы, которые и стали осторожно задаваться.

Командир роты и его помощник решили: они не могут не давать ответов на задаваемые вопросы, и поэтому поместили пункт со всеми вопросами обращаться туда-то. И вопросы посыпались; и касались они не только мелочей жизни, но и тем в масштабе города, и даже более широких. В частности, ставился вопрос о власти. «Вы вся власть в городе и уезде», — было сказано командиру роты, и теперь, когда люди говорят о власти, когда ясно видна необходимость ее проявления, требуется и этот вопрос разрешить. Но разрешить его без участия самого населения невозможно. Необходима наряду с военной властью и власть гражданская. Решение созвать «отцов города и уезда». Их пришло шесть человек, остальные «вне города».

Командир роты, капитан, носитель «всей власти», обратился к ним с просьбой наладить жизнь, чтобы возможно скорее она вошла в норму. Как наладить, им виднее. Со своей стороны он обещал всяческое содействие. Затем он обратился к представителям разных отделов управления с просьбой осветить состояние их в данный момент. Оказалось, что некоторые из них совершенно не представлены, организация разрушена. Сохранившимися можно было считать отделы здравоохранения и просвещения. Представители их сообщили, что эти отделы в Волчанском уезде до революции были широко развиты. Уезд стоял почти на первом месте в Империи, как в смысле развития медицинского обслуживания населения, так и учебного, приближавшегося уже к нормам всеобщего обучения. С волнением говорили они, что при большевиках в больницах, на санитарных пунктах в школах и т. д. произошли огромные хищения имущества — постельного белья, посуды, мебели, книг, инструментов, с помощью которых дети обучались ремеслам, и т. д.

Нужно сохранить эти ценности, говорили они. Капитан немедленно ответил своим решением оповестить население о строгих карах за грабеж, за присвоение чужого и общественного имущества и пр. И момент был очень удобным, чтобы сказать несколько слов о задачах и целях Добрармии, чем он и воспользовался. Казалось, все переговоры идут к благополучному разрешению, но неожиданно один из «отцов» заявил следующее: «Конечно, пустить в ход аппарат управления не так трудно, не так уж трудно восстановить и ущерб, нанесенный большевиками, и мы его, по мере возможности, обязаны сделать, но… но нам хотелось бы знать, на каких основах, базируясь на какие законы аппарат власти должен быть налажен? На законах дореволюционных, или учитывая изменения, внесенные Временным правительством, или на каких иных?»

Вопрос этот поставил капитана в тупик, но, вспомнив заявление генерала Деникина, что освобожденная Россия должна управляться на основах российских законов впредь до их изменения всероссийской властью, он им и ответил в этом смысле, что, казалось, и удовлетворило «отцов».

А ночью шло обсуждение, обмен мнений, тяжкие творческие раздумья над содержанием следующего оповещения в узкой группе офицеров. «Тяжела ты, шапка Мономаха». Но все убеждены, что взятое на себя бремя власти было актом правильно понятой ими миссии Добрармии. Это еще более усиливало их рвение к выполнению долга, долга теперь уже и на поприще гражданском.

Неожиданно выдвинулись и вопросы судебного характера, и их пришлось также взять на себя, так как никого из судей в городе не оказалось. Поступила жалоба от одного ремесленника на хозяина дома, который хотел силой выселить его с семьей на том основании, что он поселился в дом по ордеру горсовета. Другая жалоба на соседа, который убил двух куриц, залетевших в огород. Мотив в обоих случаях была месть за «коммунистические» убеждения пострадавших. Пришлось назначить следствие, которое выяснило, что, хотя оба «коммуниста» и были сторонниками советской власти, высказывались в ее пользу и даже в разговорах позволяли себе угрозы инакомыслящим, тем не менее в активных действиях уличены не были. Решение было объявлено в оповещениях в таком духе: сторонниками советской власти были многие. Это их ошибка. В указанных случаях «виновные» все же не выступали с активными действиями и в своей ошибке сознались, а потому их увлечение следует предать забвению. Добрармия не несет месть. В деле выселения из квартиры было постановлено: хозяин дома должен примириться с жильцом, пока тот не найдет себе другую квартиру. Что же касается дела о курицах, то убивший их должен возместить пострадавшему за понесенный ущерб.

Власть быстро распространяла свое влияние и на уезд не распоряжениями и приказами, а путем выявления своего лица. Началось с пустяка. Староста одного села заявил, что красные оставили две пары волов с телегами, и спросил, как быть с ними. Капитан просиял: ведь разрешается острый вопрос о мясном довольствии роты и, кроме того, можно произвести мену волов на разные продукты. Но он не сразу высказал свое решение, а когда в дальнейшем разговоре выяснилось, что в том же селе у некоторых крестьян красные увели лошадей и телеги, то ему пришла мысль передать все пострадавшим. Староста благодарил, и на следующий день из села прибыла подвода с продуктами, необходимыми для роты. И таких случаев было несколько. Ни один не уходил, чтобы с ним душевно не поговорили, не ответили бы на вопрос, так или иначе не помогли бы.

И вдруг такой случай, произведший впечатление разорвавшейся огромной бомбы. Приехало трое крестьян со старшиной села и рассказали: в их районе есть богатый помещик, который перед приходом большевиков оставил свою усадьбу и имущество. Общим сходом крестьяне решили использовать помещичью землю, его коней, машины и миром обработать ее, чтобы она не лежала зря. И вот теперь приехал помещик и заявил: урожай с его земли его, а он уплатит крестьянам за труд, причем учтет, что они пользовались его скотом, его машинами и проч. Они приехали, чтобы искать «правду и справедливость».

Впечатление было потрясающее. Офицер буквально дрожал от негодования, охватившего его.

— Вы не резали и не убивали его скот? Вы не ломали его машин? Вы не грабили и не жгли его постройки? Вы обрабатывали его землю, чтобы она не лежала пустой? Вы если и пользовались его землей, как разрешили большевики, то не считаете его землю своею, как и скот и машины?

— Нет. Нет. Нет, — отвечали крестьяне.