нож, небольшой, мне по руке, очень острый: Динк раздобыл, да не один, в дороге всякое случается.

У Райгора были волосы чуть ниже плеч, они красиво вились на концах, девушкам нравилось. В дорогу, конечно, он собирал их в хвост. Вот и я перевязала косу пониже затылка крепким шнурком, примерилась и отхватила волосы ножом… Ну как отхватила – пришлось едва ли не пилить, наверняка вышло неровно, но было уж не до таких мелочей.

Коса легла мне в руки: толстая, тяжелая и холодная, как змея, а вернее как пук прошлогодней слежавшейся соломы. Я уже хотела примерить ее чучелу вместо той, из пакли, как вдруг пальцы мои что-то защекотало.

Это мои волосы рассыпались в прах у меня в руках, будто горели невидимым огнем, и невесомый пепел просеивался меж пальцев… Миг – и ничего не осталось, ни пылинки на руках, на одежде, на полу, будто и не было у меня никогда косы!

– Значит, так тому и быть, – шепотом сказала я, спрятала нож и посмотрела на себя в зеркало. Что ж, и впрямь похожа на юношу.

– Кругом тихо, госпожа, можно идти, – это Мадита проскользнула в комнату и опять ойкнула. – Простите, все не привыкну, как вы это…

– Что ж… – Я встала и накинула плащ. – Значит, пора.

– Госпожа, а может, когда я пугало в карету посажу, маску-то снять? Чтоб вовсе никакого следа не осталось? – спросила вдруг она. – В самом деле, кто к вам по дороге сунется? А так, если найдут эту штуковину, то…

– Могут опять начать охоту на среброликих, – сообразила я. – Хотя кто еще на кого охотиться станет… Нет, Мадита, не надо рисковать. Если мне удастся добраться до перевала, я их предупрежу, чтобы были настороже.

Наклонившись, я дотронулась до лица чучела – своего лица – и подумала: «Вот бы не сам оборотень мог рассыпаться снежной пылью, а маска! Этак доберутся до обители, откроют дверцу кареты – а внутри только соломенная кукла. А еще лучше вышло б, если бы она сгорела у них на глазах, исчезла бесследно, вот как мои волосы!» Показалось мне или невидимые сейчас линии рисунка на маске на мгновение вспыхнули алым? Наверно, просто свеча мигнула…

– Госпожа, и вот еще, возьмите на дорожку, – Мадита сунула мне глухо брякнувший мешочек.

Я на ощупь, да и по весу поняла – это деньги.

– Ты с ума сошла? Где взяла?

– Где-где… приданое себе копила, да в лесу на кой эти монеты? – преспокойно ответила она. – И Динк отдал, что у него было. Себе оставили маленько, чтобы хлеба купить, и довольно, прочее добудем. Ну и из даров хозяйке обители я кое-чего успела подцепить…

– Мадита! Ты…

– И не спорьте, госпожа! – перебила она. – Мы с Динком взрослые уже, рукастые да выносливые, на работу всегда наняться можем, с голоду уж точно не помрем. А вы… девчоночка еще, едете невесть куда совсем одна, да без единой монетки… Нельзя же так!

– Ты тогда хотя бы мои украшения возьми, – вымолвила я, переждав спазм в горле. – Они приметные, да, но можно переплавить и тогда уж обменять.

– Себе оставьте, – нахмурилась Мадита. – Мало ли, пригодятся! А мы с Динком, говорю же, не пропадем – ни в лесу, ни в деревне. А вот куклу вашу я возьму, раз вы ее мне подарили.

– Хороша ты с ней будешь в чащобе! И тяжесть лишняя…

– Так-то оно так, госпожа, – ответила она без улыбки, вытряхивая кукольные вещички из увесистого сундучка и увязывая их в узелок вместе с самой игрушкой, – да ноша невелика, а оставлять ее жалко, выбросят ведь… А так, глядишь, и впрямь мои дочки поиграют, а нет – другим девчонкам радость будет! Вот…

– Дело твое, – кивнула я, а она вдруг вытащила из кармана вышитый платок.

– Это вот еще возьмите, госпожа. Я еще в обители вышила, как умела, чтоб не позабыть знаки, которые на моей одежде были. Теперь-то уж не забуду, накрепко затвердила, а это рукоделие на память осталось. Пригодится хоть нос утереть!

– Спасибо, – искренне сказала я, взяв подарок.

– Ну что, готовы?

Я кивнула.

Уж как Динк вывел Серебряного за ворота так, чтобы стража даже не шелохнулась, даже и не знаю, а расспрашивать было некогда. Впрочем, когда Райгора не было, за порядком следили вполглаза, а судя по винному духу, исходившему от храпящего стражника… Не удивлюсь, если в бочонок был подлит отвар какой-нибудь лесной сон-травы!

Так или иначе, конь уже дожидался меня и ласково зафыркал, учуяв.

– Серебрушки его я, как мог, подкрасил, чтоб не так в глаза бросались, – негромко сказал Динк, – и гриву тоже. Оно, конечно, от дождя скоро снова облезет, но несколько дней должно продержаться… А там, если повезет, вы уже далеко будете, где этого коня и не видели поди, а не видели – не вспомнят. Но краску все ж возьмите, мало ли…

– Ты еще и конокрадством промышлял? – спросила Мадита.

– Всякое бывало.

– Тогда точно не пропадем, – усмехнулась она и обняла меня. – Берегите себя, госпожа… А может, лучше все же с нами пойдете, а? Дождетесь утра вон в той рощице за оврагом, а потом уж мы потихонечку, полегонечку да утечем подальше…

Я покачала головой и тоже покрепче обняла ее.

– Это вы – лесные жители, – шепнула я. – А меня горы зовут. Спасибо тебе, Мадита, и тебе, Динк. Может быть, еще когда-нибудь свидимся!

– Да не может быть, а точно, – невозмутимо ответил конюх, теперь уже бывший.

Вот сейчас я видела, что он точно не из горожан и не из крестьян, а из вольного народа, уж неведомо, какого именно: старые повадки проявились, будто Динк скинул личину, под которой прятался столько лет! И движения сделались другими, плавными и быстрыми, и смотрел он иначе, и даже принюхивался совсем не так, как это делал бы обычный конюх, а совсем по-волчьи!

Да и Мадита как-то изменилась на вольном воздухе. Обычно такая милая и уютная, теперь она почему-то напоминала мне медведицу: та с виду тоже мягкая, пушистая и неуклюжая, только не вздумай ее разозлить: не убежишь – догонит, а уж если попадешься в когти – пиши пропало…

– Езжайте, госпожа, – Мадита вытерла глаза тыльной стороной кисти. – И не забывайте…

– Я вас не забуду.

– Да не нас! А про кадык и щетину! – фыркнула она, и я тоже засмеялась, поцеловала ее на прощанье, а Динку крепко пожала руку.

Миг – и я в седле, и Серебряный пошел сперва ровным шагом, потом все быстрее и быстрее…

Я не стала оборачиваться –