не настоящая реальность. Были ли такие отношения справедливы по отношению к четырнадцатилетней Карин? В конце концов, это должно было быть ее решение. Я бы решил, чего хочу и что мне нужно, и честно сказал бы ей об этом. Она должна была сделать то же самое и мы оба должны были позаботиться о себе.

И это было то, что Дженнифер пыталась сказать мне. Что я должен заботиться о себе. Я уже делал это здесь. У меня были Пия и София в качестве поддержки, но они не были ни Дженнифер, ни Стефани, и были скорее тестовыми площадками для моих собственных мыслей, чем близкими советчиками. В данный момент у меня не было близкого советника и я понял, что за исключением ситуации с Анни, я действительно неплохо справлялся со своей жизнью.

Даже с Анни я просто взял быка за рога и был абсолютно честен. Если бы я так поступил с Бекки, я бы никогда не попал на эмоциональные американские горки, которые потерпели грандиозное крушение в сентябре. Вместо того чтобы пытаться не причинить боль Анни, я просто сказал ей о своих чувствах. Альтернатива была бы большей катастрофой для нас обоих в долгосрочной перспективе. Признание таких ситуаций было важно для моего психического и эмоционального здоровья, а также для того, чтобы понять, с кем я должен быть.

Я закрыл глаза и задремал, проснувшись только тогда, когда поезд въехал в Гётеборг.

Декабрь 1979, Ховос и Гётеборг, Швеция

Первое, что бросилось в глаза, когда я вернулся, было то, что мать Андерса переехала в дом на зиму. Она жила в комнате для гостей, как и планировалось. Я не думал, что это сильно изменит мою жизнь, ведь она пробудет в доме всего около четырех месяцев. Мне было интересно, сможет ли ее влияние как-то изменить пьянство Андерса, но я сомневался, что это произойдет.

В четверг утром я был рад вернуться на каток и возобновить катание. Я чувствовал себя немного не в своей тарелке, не занимаясь спортом в Стокгольме, но, похоже, это не повредило моему катанию. У меня все лучше получалось быстро кататься по катку, а затем поворачивать и на скорости отъезжать назад, как это делает защитник в хоккее. Это все еще был мой единственный трюк.

По настоянию Кат я попробовал «вальсовый прыжок» и думал, что сломаю лодыжку, когда неудачно приземлился и покатился по льду, врезавшись в борта. Кат это, конечно, позабавило.

«Стив, — сказала Йоханна с легкой улыбкой, — давай придерживаться хоккейных движений, это гораздо безопаснее!»

«Стив, даже если моя партнерша симпатичная, это не значит, что ты должен делать все, что она говорит, — усмехнулся Микаэль со скамейки, где он сидел.

Я только покачал головой. Он был прав, конечно, она, по сути, заигрывала со мной, заставляя попробовать что-то, что едва не привело к катастрофе. Я взял себя в руки и стал кататься на коньках, потому что я закончил тренировку, которую назначила Йоханна. Когда Кат закончила свою тренировку, мы вместе ушли со льда и вчетвером выпили наш обычный горячий шоколад. Кат, как обычно, флиртовала, но я практически не обращал на это внимания. Микаэль только закатывал глаза. Я сообщил Йоханне, что на рождественских каникулах меня не будет, и я вернусь на каток после Нового года.

После катания я отправился в школу. Я больше не ходил на курсы шведского языка для иммигрантов, поэтому у меня было более или менее нормальное расписание. Теперь, когда я учился в обычном шведском классе, у меня было первое задание — прочитать «Onda Sagor» Пяра Лагерквиста. Это был сборник «злых» сказок. Я быстро обнаружил, что свободное владение языком означает совсем не то, что я думал. У меня были серьезные трудности со шведскими метафорами, двойными смыслами и другими литературными приемами.

Я также заметил, что в тех случаях, когда я все-таки говорил по-английски, я использовал британский английский и, несмотря на мои поддразнивания Элизабет, британские слова для обозначения вещей. Конечно, это привело к тому, что после уроков английского языка Элизабет не давала мне покоя, когда я говорил такие вещи, как «Volvo are announcing a new car.[109]», что было правильно в Великобритании, и «Volvo is announcing a new car[110]», что было более типично для США. Особенно она издевалась, когда я использовал «lift»[111] вместо «elevator»[111].

В тот вечер я увиделся с Софией впервые за неделю и мы хорошо поболтали. Она сказала, что, по ее мнению, у меня было гораздо лучшее настроение, и я объяснил это тем, что наконец-то покончил с Биргит и более или менее смирился с тем, что Бекки сделала аборт. Конечно, это было не все, но я пока не был готов обсуждать с кем-либо то, что произошло в Стокгольме.

Однако мне нужно было рассказать об этом Дженнифер и Стефани. Не из чувства вины или беспокойства, а чтобы они знали, что происходит в моей жизни. В субботу после катания я позвонил Дженнифер.

«Как Стокгольм?» — спросила она.

«Интересно. Я встретился с королем Швеции и побывал на церемонии вручения Нобелевской премии, плюс потусовался с Андерссонами».

«Круто. Ты видел Биргит?»

«Да, и это то, о чем я должен тебе рассказать».

«Что случилось?»

«Ты не поверишь.»

«Сейчас, с тобой, — сказала Дженнифер, тихонько смеясь, — я поверю практически во все!»

«Нет, это перебор, даже для меня. Черт возьми, это перебор для Мелани».

«Что, черт возьми, произошло?»

«Мы с Биргит занимались любовью.»

«Она мертва, Стив! О, ты имеешь в виду, как во сне».

«Типа того. Я думал, что мне снится сон. Но это не так. Я занимался сексом с Биргит через Карин. И Карин была не только не против, она сама этого хотела».

«О чем, черт возьми, ты говоришь? Секс с Биргит через Карин?»

«Дженнифер, просто выслушай меня», — сказал я. «Мы с Карин много разговаривали, и я излил ей свое сердце и свои проблемы. Она увидела, что я в эмоциональном раздрае и предложила обняться. Я был так истощен, что почти сразу уснул. Мне приснился яркий сон, как я занимаюсь любовью с Биргит, и мы делали все».

«Все?»

«Да, орально, вагинально и анально. Когда я проснулся, я был один, но когда я спустил одеяло, я увидел кровь на простыне. Это была кровь Карин, Дженнифер. Она занималась со мной любовью, а я все это время называл ее Биргит. И она была не