— То есть как? — ошарашенная ее словами Женя несколько секунд стояла неподвижно, а потом бросилась за Леной вдогонку. Зачем, она и сама не знала. Большинство нормальных, тактичных людей оставили бы несчастную в покое и не стали бы бередить свежую рану, но Женька, видимо, окончательно утратила это прекрасное, высоко ценимое в интеллигентном обществе качество. Потому что, догнав Матвееву, схватила ее под руку и, приноровившись к ее шагу, продолжила тяжелый разговор:

— Лена, что случилась? Как это произошло, когда? Неужели ничего нельзя было сделать?

— Он вскоре после родов умер, — обреченно проговорила одноклассница, даже не пытаясь вырваться, и было непонятно, почему она так покладиста, то ли у нее нет сил избавиться от Женьки, то ли тема уже не причиняет ей острой боли.

— А что случилось, почему? Что врачи сказали? Или роды были тяжелые? — суетливо спрашивала Женька, пытаясь вспомнить все, что знала о процессе деторождения.

— Просто внезапная младенческая смерть, — тем же неприязненным тоном сообщила Лена. — Такое бывает, и никто не знает почему.

— Это тебе в роддоме сказали? — подозрительно уточнила журналистка, готовясь завтра же мчаться в роддом и выяснять диагноз, отдавать под суд, разоблачать и наказывать. Кажется, на почве работы у нее уже начала развиваться мания мирового заговора, или синдром? В общем, что-то патологическое.

— Мне это Дима сказал, он принимал роды, — торопливо проговорила Лена и наконец-то стряхнула с себя Женину руку.

— Дима? — Женя и не думала оставить Матвееву в покое. — А он-то как это перенес? Вы не расстались?

— Нет, — коротко ответила Лена, пятясь от Женьки. — Мне идти надо, — резко бросила она и торопливо, почти бегом рванула в сторону дома.

Догонять ее во второй раз Женя не стала.

Весь вечер она думала о судьбе бывшей одноклассницы и о постигшей ее утрате, даже с родителями и Платоном поделилась. Как-то так получалось, что Женя могла поделиться с ними одними и теми же проблемами, мыслями и чувствами, а вот с Володей все было иначе. Ему она доверяла свои самые сокровенные секреты, но зато часто не рассказывала о повседневных переживаниях. Почему так?

А на следующий день Женю постигло еще одно потрясение. Проходя теперь уже по хорошо знакомому коридору роддома, она стала свидетелем весьма примечательной картины. Дверь уже знакомого Жене кабинета, в котором вел прием доктор Дмитрий Александрович Синельников, кандидат медицинских наук, распахнулась, и высокий симпатичный доктор вышел из кабинета, бережно, почти по-родственному поддерживая под локоток беременную блондинку в голубых кедах и белом просторном платье, примерно на пятом месяце беременности. Девица на вид была не старше Жени и вела себя с ним как со своей собственностью. Сунула доктору в руки сумку, порылась в ней и, тыкая в Синельникова розовеньким пальчиком, дала ему какое-то задание, тот кивал и соглашался. Потом доктор Дмитрий Александрович проводил барышню до лифта, он что-то заботливо ей втолковывал, держа в руках ее объемную сумку, а перед тем как посадить в лифт, осторожно чмокнул в висок и, улыбнувшись, подтолкнул к дверям. Двери закрылись, и доктор, стерев с лица улыбку, рабочим деловым шагом вернулся в кабинет и вежливым, но лишенным излишней теплоты голосом пригласил в кабинет следующую пациентку.

«Вот сволочь! — глядя вслед доктору, недобро улыбнулась Женя. — А у него, оказывается, жена есть, и тоже беременная, вот почему он на Ленке не женился! Сразу с двумя, негодяй, крутил и обеим умудрился ребеночка сделать, только у Ленки сын умер. Повезло поганцу, алименты платить не придется». И Женя рванула вдогонку за докторской женой, дабы открыть той глаза на собственную «неотразимую» половину — пусть знает, с кем живет! Но тут же притормозила.

— Ой!

Что это она делает? Девица-то беременная, не дай бог, еще выкидыш случится, или она с ним развестись решит, и ребенок без отца останется. Может, лучше Лене все рассказать? Женя размышляла, стоя на площадке лестницы. Нет. Той тоже бед хватает, пусть уж лучше они сами разбираются. И Женя, развернувшись на сто восемьдесят градусов, направилась в архив.

А потом Лена погибла. Точнее, была убита каким-то наркоманом из-за небольшой суммы денег, прямо у себя в подъезде.

И узнала Женя об этом опять-таки случайно.

У Жени как раз в самом разгаре была битва со старухой Сапуновой. Женя уже выяснила к тому времени факт присвоения ею чужого наследства и пыталась вынудить старую ведьму отдать чужое по-хорошему, и тут ей требовалась поддержка всех возможных союзников. Например, участкового. А заручиться поддержкой участкового было проще всего, обратившись к «любезному другу» майору Суровцеву[5] из районного следственного комитета.

— Петр Леонидович! — врываясь в знакомый кабинет подобно порыву ветра, с порога провозгласила Женя. — Тут такая история, вы не представляете! Не человек, а настоящее чудовище! — плюхаясь на стул возле майорского стола, делилась она, совершенно не обращая внимания на самого майора и прочих присутствующих.

— Ну что ты за человек, Потапова? — как всегда, устало поинтересовался майор, который уже давно и точно знал, что она за человек, и все равно по привычке начинал любой разговор с ней с этой дежурной фразы.

— А что? — завертела головой Женя, пытаясь понять, чем в очередной раз не угодила ворчливому майору.

В кабинете оказалось подозрительно много народу, на который поглощенная собственными проблемами Женя не обратила никакого внимания.

— Мне сейчас некогда заниматься твоими глупостями, у меня убийство, — многозначительно и тихо проговорил майор, косясь на сидящую напротив Жени пожилую женщину и стоящую за ее спиной родственницу, дочь, наверное, потому что обе женщины были определенно друг на друга похожи. Они обе плакали, но та, что помоложе, старалась держаться и обнимала за плечи пожилую. Ее лицо показалось Жене смутно знакомым.

— Простите, вы случайно не Таня, не сестра Лены Матвеевой? — неуверенно спросила она, пытаясь поймать взгляд молодой женщины.

— Что? — вздрогнув, та взглянула на Женю, попыталась сообразить, о чем ее спрашивают, и согласно кивнула. — Да, я. А вы кто?

— Я Женя Потапова, мы с Леной вместе в школе учились.

Таня была Лениной старшей сестрой, сводной, от первого мужа Лениной мамы, была она старше Лены лет на десять, рано вышла замуж и жила отдельно. Женя видела ее несколько раз в жизни, но отчего-то запомнила. Наверное, потому, что Лена ею очень гордилась, считала ее модной, крутой и успешной.

— Мм, — протянула Таня без всякого интереса и выражения.

— А у вас что-то случилось? Неприятности? — участливо спросила Женя, не обратив внимания на весьма сдержанную реакцию Лениной сестры.