— Гинеколог? — переспросила она. — Ах,поняла… Только не знала, что есть такая профессия. Хорошо платят?

Он сказал опять же после едва заметной паузы:

— Да как тебе сказать…

— Понятно, — прервала она. — Тебе кофекрепкий или побережем здоровье?

Он ответил, как она и полагала, крепкий, хоть в этом беряреванш за свой приступ, за явно маленькую зарплату, иначе бы распустил павлинийхвост, все мужчины бахвалятся. Хорошо, хоть не соврал, что ходит в министрах игребет в валюте… Или что приступ — следствие контузии в ходе важнойправительственной операции по освобождению заложников.

Она спросила подозрительно:

— Что так смотришь?

Он отвел взгляд в сторону:

— Да так… Ничего.

Его пальцы коснулись решетчатого кожуха большоговентилятора,

Юлия предупредила:

— Сломан. Что-то перегорело или отсоединилось…

— Жаль, — ответил Олег. Он пощупал коробочкупульта, хмыкнул, ткнул пальцем в кнопку. Лопасти медленно пошли по кругу, тутже слились в серый круг. По комнате пошел ветерок.

Юлия вздрогнула:

— А ты не победитель конкурса Золотые руки? Кофемолка утебя мелет, вентилятор дует… — Снова она уловила его взгляд на себе. Странный,тоскующий, а совсем не тот, какой мужчина бросает на молодую красивуюженщину. — Что-то не так?

— Так-так, — ответил он торопливо. — Что утебя это за зверинец на подоконнике?

— Ты не знаешь? — удивилась она. — Черезчетыре с половиной месяца мы войдем в третье тысячелетие! По всей планете…почти по всей!.. готовится грандиознейший праздник! Уже можно запасатьшампанское и эту… как ее… рождественскую индюшку.

— Индейку.

— А есть разница?

Его левая щека дернулась, а губы изогнулись зло и невесело.

— Праздник! Снова праздник, черт бы все побрал… Когдаработать и работать… Веселье… Третье тысячелетие! Как все еще верят вволшебство!

— В волшебство? — переспросила она удивленно.Клочья пластика трещали, отдирались вместе с куриной кожей, сухо лопались, какфанера. — При чем тут волшебство?

Он придвинул ногой кресло, сел. Лицо его оставалось бледным,голос — невеселым, но теперь Юлия уловила нотки сильнейшего отвращения.

— Какую только магию не приписывают… всего лишь удобнойточке отсчета! Иудеи считают от сотворения мира, мусульмане — от рожденияМагомета, христиане — от рождения Христа. Совсем недавно договорились принятьза точку отсчета предполагаемую дату рождения Христа. До тысяча семисотого годау нас был восемь тысяч какой-то!.. Еще круче, верно? А можно вообще от первыхкостей кроманьонца. Тогда сейчас на календаре был бы два миллиона какой-то год.Тупым хоть головы поразбивай, твердят, что с первого января двухтысячного года— третье тысячелетие! Первоклассник знает, что лишь последний год второго. А дотретьего — еще год. — Она смолчала, и он понял по ее смущенному лицу, чтои она, человек с высшим образованием, тоже считает двухтысячный год уже началомтретьего тысячелетия. — А как будут разочарованы утром, — сказал оннасмешливо, — когда ничего не произойдет! Когда и в третьем будет все тоже, что во втором. И придется идти на проклятую службу, в опостылевшие вузы, впротивные школы…

— Я разочаровываюсь каждое утро, — сообщилаона. — Тем, что приходится просыпаться, идти на эту проклятую работу… Иникакого просвета, ничего не меняется! — Курица наконец заняла свое местов микроволновой печи. Юлия покрутила колечко на таймере, обернулась. —Сполоснусь под душем, — сообщила она. — Это быстро. Займисьчем-нибудь! Вон там диски DVD, даже энциклопедия есть. Ты, похоже, из тех, ктосправочники читает?.. Курица будет готова через пятнадцать минут, я выйду черездесять.

Он не ответил. Юлия проследила за его взглядом. Ее гостьповернулся к окну, рассматривал оконную раму. Юлия уже и забыла, что там вон, вее стерильно чистом мире, на белоснежной раме сереет неопрятный продолговатыйкомок. Она несколько раз, когда мыла стекло, проходила и по нему мокройтряпкой, но куколка вцепилась в дерево как клещ, держится.

Прошлой осенью в открытое окно откуда-то снизу вползлатолстая мохнатая гусеница. Юлия панически боялась любых червяков, потому сразуже начала искать, чем бы прихлопнуть… Но тут раздался телефонный звонок,взволнованный голосок Валентины, школьной подруги, пропищал умоляюще, что немогла бы приехать, нелады с мужем, ребенка оставить не на кого, а этот идиотуже и телевизор вышвырнул из окна: счет футбольного матча не одобрил…

Пришлось срочно выскакивать, мчаться на другой конец города,улаживать, сидеть с перепуганной подругой, потом люди в милицейской форме,протоколы и прочие бумаги, наконец дурака увели в участок, а ей пришлосьзаночевать…

Прямо от подруги с утра на службу, коллеги острили, что разне переоделась, то ночевала не дома. Наконец добралась домой, приняла душ,поела вволю и только к самому вечеру, подойдя к окну, увидела, как гусеницастарательно прикрепилась к раме возле самого стекла, так что со стороныказалось, будто две толстые гусеницы остановились передохнуть. По телевизору вэтот момент начался любимый сериал, а после сериала ток-шоу про одиноких женщинзатянулось далеко за полночь…

На следующий день гусеница сморщилась, с шеи начала сползатьшкура, а затем выглянул острый нос блестящей ракеты. Чуть позже шкура высохла исвалилась клочьями, а остроносая с обоих концов куколка, чем-то похожая на пулюи на космическую ракету разом, осталась на раме. Юлия с нею примирилась, нокогда мыла окно, то мокрой тряпкой безжалостно проходилась и по ней. Впрочем,прочные доспехи выдерживали такой натиск, как на природе выдерживают дожди.

Сейчас блеск угас, куколка растрескалась, а из щелейвысунулись гадкие шевелящиеся щупальца. Юлия подавила чувство отвращения,остановилась за спиной Олега. Тот неотрывно наблюдал за этими слабыми лапками,что просунулись в трещину и беспомощно шарят по воздуху. В остром торце лопнулотоже, туда просунулись вялые слабые усики, затем уродливая голова с огромными,еще невидящими… или видящими?.. глазами.

— Трудно поверить, — сказала Юлия, — что изгусеницы получается бабочка!

— Еще как трудно, — ответил Олег. Он даже необратил внимания, что Юлия положила ему мягкие ладони на плечи и нагнулась так,что ее полные груди провоцирующе коснулись его затылка. — Сколько разтакое видел…

— Ты не специалист по насекомым?

— Увы, — ответил он со вздохом, — всего лишьпо людям.

Она засмеялась, принимая шутку. Он повернулся, его рукисграбастали ее за талию, она очутилась в могучих объятиях, на коленях, на мигприжалась к широкой и твердой, как доска, груди, по телу удивительно быстропошла сладкая волна. Сердясь на себя, засмеялась принужденно, поспешновысвободилась: