Он говорил спокойно, обыденно, но на нее словно вылили ведрохолодной воды. Оставить квартиру, которую ее родители ждали двадцать долгихлет? Не бросали гадкую малооплачиваемую работу, потому что очередь хоть имедленно, но двигалась, а мечты о собственной квартире становились всереальнее. Оставить насиженное место решались только те смельчаки, что выменивалишило на мыло: чуть лучше или чуть хуже, ближе к центру или к природе. Нооставить просто так? Бросить и уйти?..

Нет, она не настолько сильная, какой выглядит и какой себяподает всем и каждому!

Она вскрикнула беспомощно:

— Ты с ума сошел?.. У меня квартира, хорошая работа!..Через неделю зарплата!.. А деньги уже кончились…

Она поперхнулась, внезапно подумав, что на взгляд его тайныхструктур она вроде премудрого пескаря, старая и пугливая. В то время как с нимрядом ходят длинноногие красотки в шортах, ничуть не ярче ее, сдлинноствольными пистолетами в красивых кобурах и в маечках с глубокимивырезами. И денег эти стервы не считают. И квартиры для них всюду.

— Решилась? — спросил он понимающе. — Ну?

Она тяжело перевела дух, рухнула на диван, сказала систерическим легкомыслием:

— А, была не была!.. Вообще-то я всю жизнь мечталавляпаться в какое-нибудь грязное политическое дело. Другим же везет?

Он с сочувствием следил, как она тут же вскочила и торопливоодевается.

— Малявка… ты не представляешь, как в самую точку.

Она спохватилась:

— Но только я ничего не знаю и ничего не умею!

— Признаки типичного русского интеллигента, —кивнул он. — Ладно, малявка… Давай-ка… Хотя нет, погоди.

Он оглядел комнату, ноздри вздрагивали. В глазах появилсяхищный блеск.

— Что-то не так? — спросила она.

— Мужчиной не пахнет, — сообщил он. — Нокогда-то здесь как сыр в масле катался.

— Как сыр? — Она фыркнула. — Он так несчитал.

— Не говорил, — возразил он. — Но считал.

Его руки поднялись к антресолям. Она задержала дыхание, повсей его спине пришли в движение группы мышц. Это длилось только мгновение, укультуристов на подиуме это объемнее и эффектнее, но женское чутье подсказало,что эти вот мышцы настоящие, не дутые специальными упражнениями. Эти выглядяттак, будто под кожей перекатываются толстые эластичные канаты.

— Что ты ищешь?

— Я уверен, — ответил он, — что у тебя тамкое-что осталось…

— Не смей!

Но он, подтянувшись на одной руке, другой быстро разворошилузлы, связки старых книг, горки посуды, старую обувь, с торжеством выволокмешок с мягким тряпьем. Она задохнулась от возмущения.

На пол полетели тряпки, старые майки, халат, пара рубашек,брюки, еще одни… Наконец он встряхнул и приложил к себе старые вытертые джинсы.Они едва доходили до щиколоток, но в поясе оказались в полтора раза шире.

Через мгновение он стоял перед ней уже в рубашкеотвратительно лилового цвета, что едва не лопалась на его широченных плечах.Чтобы скрыть короткие рукава, быстро закатал их по самые предплечья, воротрасстегнул поглубже, а джинсы взял в обе руки и дернул в стороны. Послышалсятреск, руки разошлись в стороны, в правой остались шорты с модной в этом сезонебахромой.

— Ветхие, — успокоил он. — Теперь надоуносить ноги. Да и головы.

Она беспомощно металась по комнате, все вещи надо взять ссобой, чтоб не пропало, наконец сильная рука ухватила за локоть. Из глубинызеленых глаз смотрела жестокая непреклонность.

— Уходим!

— А когда вернемся?

Ее взгляд пробежал по комнате, по столу с компьютером,семнадцатидюймовый монитор, на прошлой неделе добавила оперативную память… кучановых лазерных дисков… Шкаф с новым платьицем, которое успела надеть всеготрижды… В прихожей распахнуты двери на кухню, а каких трудов стоило собратьденег на стол и навесные шкафчики!

Она чувствовала, какой ответ он проглотил, но после паузыответил почти по-человечьи:

— В этой жизни возможно все.

Стены замелькали, хлопнула дверь. В подошвы больно стучалиступени. Ее подхватывала сильная рука, поворачивала, задавала направление, онаснова неслась как угорелая, периодически сбоку мелькали двери, но она бежала ибежала вниз, наконец впереди внизу появилась дверь, выросла и заслонила собоймир так, что Юлия с разбегу ударилась о нее, как сырник о сковородку.

Она не успела спросить, почему не лифтом, стоит чуть-чутьподождать, вон огонек движется, кто-то поднимается… возможно, как раз на ихэтаж… но Олег открыл дверь во двор, тут же будто переключил в себе скорости,вышел медленно и степенно, как надлежит в ночное время суток, шепнул однимигубами:

— Выходи.

Лунный свет высвечивает спины гигантских черепах, что заночь сползлись в их двор, — так ей показалось вначале. Она еще помнилавремя, когда во дворе стоял один жигуль и два москвича, а теперь скорая помощьне может пробиться к подъезду, жильцы ругаются, многие просто из зависти: дветрети автомобилей — иномарки, днем на солнце как жар горят их крыши, нахромированные ручки смотреть больно, а ночью то одна, то другая начинаетвопить, что ее грабят…

Олег провел кончиками пальцев по крылу элегантного мерса, отстучалкакой-то мотивчик, так ей показалось, распахнул дверцу. Она напряглась, сейчасвзвоет сирена, а он взглянул искоса:

— Садись. У тебя глаза размазались.

Не помня себя обежала машину и плюхнулась на сиденье. Моторуже чуть слышно гудел, а едва дверца захлопнулась, мерс послушно порулил мимотаких же… и так же защищенных сигнализациями к выходу на шоссе.

В зеркальце отражалось ее бледное лицо. Насчет краски онзагнул, у нее татуашь, чем она гордится. Даже выйдя из ванной не пугает мужчин:губы красиво подведены по контуру, брови узкие и четкие, а подводка глаз простоизумительная. Но на всякий случай спешно раскрыла косметичку, инерция вдавила всиденье, и она ткнула тюбиком помады в щеку. Мерс выбрался на дорогу, заняллевый ряд и понесся с нарастающей скоростью. Ночное шоссе не то чтобы опустело— в Москве никогда не прекращается жизнь, — но машин стало впятеро меньше,Юлия почти перестала страшиться, что они с кем-то столкнутся.

Далеко позади глухо грохнуло. В зеркальце заднего вида онаувидела, как по ту сторону здания к темному небу взметнулся столб синего дыма.Словно бы там во дворе возник пожар или же рэкетиры сводят счеты…

Додумать не успела, инерция качнула в сторону и к дверце.Взмолилась:

— Не гони! Нас обязательно остановят!

— Мы хорошо смотримся, — успокоил он. —Стекла не тонированные.