Он тут же одернул себя. Хоть он и видел Павла Петровичавпервые в жизни, ясно было, что тот вовсе не приживала, что служит несчастномуодинокому старику он вовсе не из-за денег и что его высочество без своегонаперсника совершенно беспомощен, как малый ребенок.

Павел Петрович вытащил из верхнего ящика стола коленкоровуюпапку, открыл ее и показал своим собеседникам фотографию.

Молодая женщина, сидя в кресле, держала на коленях младенца.Женщина была красива – тонкие черты лица, пышные волосы, забранные в высокуюприческу. Скромное платье с высоким воротником, никаких драгоценностей, толькообручальное кольцо на пальце правой руки. Женщина смотрела прямо перед собой,на губах ее бродила рассеянная улыбка. Ребенок таращил глаза в объектив,ожидая, надо полагать, когда вылетит птичка.

Под фотографией была дата – 1900 год, и стояло имяизвестного петербургского фотографа.

– Это сестра его высочества, Ольга Кирилловна, по мужуСергеева, с дочерью Сашей. Она была моложе его высочества на двадцать лет –разные браки, знаете ли. Но несмотря на это, они были очень близки с еговысочеством. В тысяча восемьсот девяносто седьмом году она вышла замуж заполковника Сергеева. Этот брак, несомненно, был мезальянсом, так чтопонадобилось высочайшее разрешение государя императора. Как вы сами понимаете,все родственники были против. Однако Ольга Кирилловна, несмотря на хрупкуювнешность, обладала весьма твердым характером, она сама добилась приема угосударя и сумела убедить его дать разрешение на брак.

«Для чего такое длинное вступление?» – подумал Борис, иПавел Петрович тотчас прервал свой экскурс в историю, словно прочитав егомысли.

– Я потому, господа, показал вам этот дагерротип, чтоСашенька была очень похожа на свою мать, и сами понимаете, ее снимков вовзрослом состоянии здесь быть никак не может. Сейчас ей двадцать четыре года,так что вполне возможно, что она выглядит так же.

Борис еще раз взглянул на фотографию и подумал, что вряд линеизвестная Сашенька выглядит такой же счастливой и безмятежной, как еематушка. В Советской России, надо думать, нет сейчас особенных причин длясчастья.

– Уместно ли будет спросить, отчего Ольга Кирилловна сдочерью не сумели выехать из России? – поинтересовался Аркадий Петрович.

Снова он выглядел этаким рассеянным профессором, не от мирасего, Борису на миг показалось, что Горецкий переигрывает. Но зачем? Опасаетсяэтих людей? Вряд ли. Положение Аркадия Петровича здесь, в Париже, весьма прочнои независимо. Это Борис болтается неприкаянно и готов взяться за любую работу,чтобы не умереть с голоду, а Горецкий всегда найдет людей, которым будут нужныего знания и опыт. Возможно, это будут англичане, возможно – французы. В Константинополе,к примеру, Горецкий по договоренности сотрудничал с турецкой полицией[2]. Правда, он сказал, что сейчас временно не у дел, так Борисэтому не поверил. Вид у Аркадия Петровича совсем не праздный. Но отчего же онтак осторожен в разговоре с этим помощником его высочества?

Борис мысленно пожал плечами и решил, что он просто давно невидел Горецкого, оттого и кажется ему поведение бывшего полковника немногостранным.

– Дело в том, – отвечал между тем ПавелПетрович, – что муж Ольги Кирилловны в семнадцатом году находился нафронте, заболел там тяжело. Она, получив срочную депешу, решилась ехать к нему,оставив Сашу на попечение верной своей подруги Агнии Львовны Мезенцевой. Однаконе доехала до Ставки, поскольку узнала, что мужа отправили в тыл. Пока онадобиралась до него, поезд разграбили пьяные дезертиры, она осталась без вещей ибез денег, с трудом добралась до Петрограда. Полковник Сергеев умер в пути, этопоследние верные сведения о семье. В восемнадцатом году, спасаясь от голода итеррора, Ольга Кирилловна с дочерью выехали из Петрограда на юг.

«Все ясно, – Борис переглянулся с АркадиемПетровичем, – родные так и не смогли простить великой княжне мезальянса.Они терпеть не могли ее мужа – как же, простой полковник! – и ненавидели самуОльгу за то, что проявила характер и решилась поступить против воли семьи. Онаотдалилась от них и жила как обычные люди – муж служил, она воспитывала дочку.Все было бы прекрасно, если бы не случилась революция».

Он вспомнил ужасную зиму восемнадцатого года в Петрограде.Синие губы умирающей матери, ее задыхающийся шепот, темнота на улицах,еженощное бдение в ожидании, что придут, застучат сапогами в дверь, ворвутсяпьяные матросы с обыском, отберут все, что еще не отобрали до них, и уведут ссобой, в страшные подвалы Чрезвычайки. Голод и холод гнал людей на улицы, нужнобыло менять вещи на дрова и продукты. Днем на толкучке орудовали воры имошенники, ночью обывателей подстерегал патруль и налетчики. Борис похоронилмать в феврале и к весне с трудом вырвался из этого ада.

– Их просто бросили на произвол судьбы, ведьтак? – спросил Борис, в упор глядя на Павла Петровича.

– Не нужно так горячиться, – сказал ПавелПетрович, не отводя глаз, – мне характеризовали вас как спокойного,уравновешенного, здравомыслящего человека.

Горецкий тронул Бориса за руку и бросил косой взгляд из-подпенсне. Взгляд был из репертуара не того добрячка-профессора, а полковника,который умел повелевать и допрашивать.

– По непроверенным данным, – продолжал ПавелПетрович после некоторого молчания, – мать с дочерью видели осеньюдевятнадцатого года в Киеве, после чего след их потерялся.

Борис тяжело вздохнул. Он вспомнил выматывающие поискипропавшей сестренки Вари, вспомнил, как он мотался по югу России, переходя отнадежды к отчаянию, едва успевая уворачиваться от многочисленных опасностей.

– Его высочество не надеялся на встречу с сестрой иплемянницей, он думал, что их нет в живых. И вот несколько недель назад до насдошла весть, что Сашенька жива.

– Каким образом ей удалось спастись? – с интересомспросил Горецкий.

– Неизвестно, – на этот раз Павел Петрович опустилглаза, – я вам больше скажу, неизвестно, где она живет и с кем. Но ОльгиКирилловны нет в живых, это точно. Не стану скрывать, человек, что привезизвестие о Саше, сам ее не видел…

– Вот как? – Горецкий с недоверием поднял брови.

– Он имел беседу с неким лицом, которое утверждало, чтознает о местонахождении Александры Николаевны и может снестись с ней в любоевремя. Человек этот в свое время был коротко знаком с его высочеством, –Павел Петрович кивнул на стену, что выходила в кабинет, – у нас нет причинему не доверять. Он со своей стороны вынужден быть очень осторожным, выпонимаете почему. Поэтому он не дал посыльному ни письма, ни открытки, а толькопросил передать на словах, что Сашенька находится в крайне бедственномположении и нуждается в помощи. Он, разумеется, ничего ей не говорил, чтобы невселять необоснованную надежду.