Он будто наяву услышал жестяной шелест хозяйкиных юбок, еевизгливый голос, без труда преодолевающий шесть этажей и проникающий ему,Борису, прямо в мозг. И эта смесь французского с нижегородским! Мадам родом изОдессы, фамилия ее была Жирденко, и мадам офранцузила ее, убрав последний слог.

Воспоминание встало перед глазами так ярко, что Борисвздрогнул.

– Я жду ответа, – напомнил Павел Петрович.

– Я согласен, – ответил Борис и успел заметить вглазах Горецкого искорки интереса. Впрочем, Аркадий Петрович быстро опустилглаза, после чего надел пенсне и снова глядел бодрячком-профессором, милым ичудаковатым. Борис усмехнулся про себя и подумал, что Горецкий в своемрепертуаре. Наверняка за эту услугу его высочеству он сумеет получить ответнуюуслугу, либо же с ним поделятся важной информацией или сведут с нужнымчеловеком. Аркадий Петрович Горецкий всегда умел обратить любой случай напользу своим делам.

– Кстати, я желал бы знать, что мне причитается вслучае успеха данного предприятия, – громко сказал Борис, вставая сненавистной банкетки.

– Тише! – невольно вскинулся ПавелПетрович. – Вы потревожите сон его высочества…

– Надеюсь, его высочество не всерьез сказал ободолжении? – Борис не стал понижать голос. – Мне говорили, что это –чисто коммерческое предприятие, стало быть, по окончании экспедиции всемучастникам причитается награда. Я хотел бы узнать, сколько…

Павел Петрович укоризненно покачал головой и оглянулся надверь.

– Вы свободны, господин Ордынцев, все остальное вамобъяснит Аркадий Петрович.

С этими словами он раскрыл дверь в кабинет. Проходя мимостола, Борис оглянулся. Старика в кресле уже не было.

Неси вино, хозяйка,

Неси его скорей!

И хлеба нам подай-ка,

И мясо разогрей!

Пуская твоя таверна —

Дешевая дыра,

Мы просидим, наверно,

До самого утра…

Ордынцев проехал на поезде подземной дороги до названной емустанции, поднялся по движущейся лестнице на небольшую круглую площадь,освещенную несколькими тускло горящими газовыми фонарями. Через площадь,поглядывая по сторонам скучающими взглядами и негромко переговариваясь, прошлидва полицейских в пальто с пелеринами. Сверху равнодушно смотрели неяркиезвезды, приглушенные ядовитыми городскими испарениями. В окнах домов,обступивших площадь, как зеваки обступают павшую лошадь, светились кое-гдекеросиновые лампы.

Вдалеке слышался шум людных парижских улиц, мерцали отсветыэлектрических огней, но здесь было тихо и мрачно, как будто Борис оказалсявовсе не в Париже, а в глухой провинции.

Борис зябко поежился, поднял воротник и вошел в кафе.

В зале было полутемно и почти пусто, только за цинковымприлавком скучал долговязый блондин в испачканном переднике, да вокруг одногоиз столиков, потемневших от пролитого вина и котлетного жира, негромкопереговаривалась компания из четырех человек. Когда в кафе вошел Борис, один изэтих четверых быстро оглянулся и начал привставать. Борис, как ему было велено,засвистел марш из «Аиды».

– Спокойно, господа! – довольно громко проговорилдругой, сидевший лицом к двери. – Это тот человек, о котором нам говорили!

– Говорили!.. – протянула высокая худая женщина снеестественно бледным лицом. – Мне кажется, все вокруг слишком многоговорят! Делом, господа, надо заниматься!

Она закурила тонкую папиросу в черепаховом мундштуке исмерила Бориса холодным, неприязненным взглядом.

Борис подошел к столу и оглядел присутствующих.

Человек, сидевший лицом к двери, был высок и широкоплеч, сгустыми темными бровями и белесым сабельным шрамом, перечеркнувшим левую щеку.На вид ему было лет сорок, и в нем чувствовались внутренняя сила ирешительность. Его впалые щеки были тщательно, до сизого отсвета, выбриты.Борис почувствовал в нем своего брата офицера, хотя одет он был во все штатскоеи держался нарочито расхлябанно, скрывая военную выправку.

Слева от него сидел очень худой человек небольшого роста, соттопыренными ушами и подвижным, словно обезьяньим, лицом. Впрочем, в нем ивообще было что-то обезьянье. Одет он был по американской моде: клетчатыйкороткий пиджак с высокими плечами, остроносые башмаки, широкие штаны.

По правую руку от бывшего офицера сидела, зажав в зубахмундштук с папиросой, упомянутая уже бледная худая женщина. Женщина эта былапородиста и, пожалуй, красива, но ее портила некоторая неправильность лица.Казалось, что нижняя его половина находится в вечной непримиримой ссоре сверхней, и все, что выражали узкие губы, подведенные кроваво-красной помадой,тут же оспаривали холодные, слегка раскосые глаза. Если глаза говорили «да»,губы непременно произносили «нет».

Черные короткие волосы ее прилегали к голове на манершапочки, и глаза смотрели на Бориса из-под челки сурово и непримиримо, губы жесложились в насмешливую ухмылку.

Наконец, тот человек, что сидел спиной к двери кафе, тот,который приподнялся при появлении Бориса, был плотный подвижный брюнет скоротко стриженными волосами и пышной щеткой усов. Если во внешности«американца» было что-то обезьянье, то в этом усатом господине можно былоприметить сходство с сытым котом. Он смотрел на Ордынцева с какой-то привычнойподозрительностью, как будто слышал от общих знакомых о его мелкойнепорядочности.

– А позволь спросить, Серж… – обратился усатыйбрюнет к бывшему офицеру. Но тот не дал ему договорить, предупредительно поднялруку и коротко бросил:

– Не позволю!

Тут же он поднялся из-за стола и направился к прилавку.

Остальные собеседники, словно по безмолвной команде, тожеповставали с мест, шумно задвигали стульями и потянулись за своим несомненнымпредводителем. Борис замешкался было, но плотный брюнет подошел к нему вплотнуюи проговорил сквозь зубы, презрительно топорща усы, как брезгливый кот:

– Что же вы стоите, господин хороший? Идемте, коли ужзаявились к нам! У нас, знаете ли, разговор короткий…

Борис хмыкнул, пожал плечами и двинулся вслед за новымизнакомыми. Усатый брюнет шел за ним следом, поглядывая в замызганный пол кафе,как будто искал на этом полу потерянные деньги.

Зайдя за прилавок, предводитель странной компании искосавзглянул на буфетчика. Тот, с прежним скучающим лицом и не переставаяперетирать несвежим полотенцем бокалы, отступил несколько в сторону и нажалногой на неприметную педаль под самой стойкой. Тут же в задней стенкеприоткрылась незаметная дверка. Бывший офицер пригнулся и нырнул в скрытую задверью темноту, за ним с чрезвычайной ловкостью проскользнул «американец» вклетчатом пиджаке. Женщина задержалась, слегка отступив в сторону, и брюнет,взявший Ордынцева под свое особое покровительство, подтолкнул Бориса к двери.