Взгляд ллары становился все тяжелее, но он не давил на меня, я не чувствовала на себе вины. Религия, Великий Дракон, предатели и вероотступники – это все меня не интересует. Я просто хотела, чтобы эти шумные мужланы убрались из храма и перестали угрожать безоружным.

— Я не виню тебя, Валерия, — вымолвила Эула, и слабо улыбнулась. — Думаю, Великий Дракон отправил тебя сюда, в наш храм, чтобы ты исцелила Блейна. Видимо, рано ему умирать… Меня огорчает иное. Каждый плад раз в жизни может воззвать к Великому Дракону, и Великий Дракон ответит. Я ллара, и, как невеста драконова, могу просить его о милости бесчисленное количество раз. Но ты не ллара, и положенную тебе за жизнь единичную благодать отдала недостойному. Это печально.

Единичная благодать? Я не знала о том, что она у меня была, и поэтому не расстроилась, что потеряла ее. Меня совсем другое расстраивает во всем этом.

— А где вы были, ллара Эула, когда служителю вашего храма угрожали расправой? — спросила я, и голос мой прозвучал достаточно холодно. — Вы готовы отдать жизнь за принципы, я это понимаю и уважаю, но другие не обязаны расплачиваться за вас.

— Я предупредила и Рика, и других людей из храма, чтобы они попрятались и не показывались, покуда не придет помощь. Я уходила, чтобы подать сигнал в ближайшую деревню о помощи.

Я прикусила губу. Кажется, я была не справедлива, упрекая ее…

— Вы испугались, дети мои, — проговорила ласково Эула, поглядев на нас с Риком. — Но бояться не надо. За последние дни мы видим уже второе чудо. Куда ведет нас Великий Дракон? Какие еще открытия и свершения нас ждут?

Сказав это, драконова невеста сотворила сложный жест руками; Рик повторил за ней.

А меня не проняло. Все, что я почувствовала – это досаду, помноженную на усталость.

Ночью меня разбудил шорох. Я притворилась, что сплю, а сама приготовилась защищаться. Ярко вспыхнули факелы; Рик досадливо вздохнул. Приподнявшись, я посмотрела на мальчишку, который попал в комнату ллары, а временно в мою комнату, через тот самый тайный ход, ведущий от Святилища.

— Так-так, — хрипло, со сна, проговорила я. — И что это за ночное вторжение?

— Простите меня, эньора перерожденная, я пришел, чт...

Я поморщилась и прервала мальчишку:

— Рик, давай без этого всего, называй меня просто по имени. Чего ты хотел?

— Там это, люди Блейна… того… пьют, веселятся. Их эньор уже в полном порядке, совсем здоровый. Он велел позвать ллару Эулу, чтобы поблагодарить, но я сказал, нельзя, ллара отдыхает.

— Правильно сказал. Вряд ли твоя госпожа станет с ним разговаривать.

— Вот именно, — трагически протянул мальчик. — Она сказала мне: «Рик, завтра же с утра велишь им убираться и скажи, чтобы не смели больше никогда возвращаться». А Блейн, между прочим, золотом ее отблагодарить хочет. То есть вас… тебя… Он мне мешочек передал.

— И где же он?

— Вот!

Служитель достал откуда из-за пазухи темно-зеленый мешочек с вышитым золотом вензелем, в котором можно было угадать литеру «Б», и протянул его мне.

Сначала я взвесила мешочек в руке – увесистый, а потом раскрыла. Алчная часть меня восторжествовала, когда я увидела поблескивающие золотые монеты. «Единичная благодать», которую я передала Блейну, стоит гораздо, гораздо дороже, чем содержимое этого мешочка, но все же это хоть какая-то плата.

— Это не все, — добавил Рик. — Блейн потом в Святилище пошел со своими людьми; я за ними проследил. Там, на ступени у Священного огня, он оставил еще что-то, я не разглядел, что. Если ллара увидит это, разгневается и в огонь бросит, я ее знаю. Надо бы забрать.

— Что ж не забрал сразу?

— Я хотел, но там мужчина остался, все смотрел, чтобы кроме его господина никто больше в Святилище не зашел, вот я и того, к тебе. То, что Блейн оставил, твое. Главное, до утра забрать надо, пока ллара Эула не увидела. Как только эти все уедут, она сразу побежит в Святилище, смотреть, что там после них сталось.

Я зевнула. То «чудо» с исцелением отняло у меня силы, и я сладко спала, когда меня разбудил Рик, так что вылезать из теплой кровати и идти куда-то мне не хотелось. С другой стороны, меня уже разбудили, сон прерван.

— И все-таки, зачем ты прокрался ко мне сюда? — спросила я. — Подождал бы немного и сам бы забрал то, что Блейн оставил на ступени.

— Я, если честно, побоялся, — признался Рик. — Там в Святилище та-а-ак огонь разволновался, а я ведь не плад…

— Слушай, чего бы там Блейн ни оставил, пусть остается.

— Но это ведь твое, — настойчиво проговорил служитель. — Это тебе благодарность.

— Мне он золото передал, а то, что на ступенях, это…

— Тоже тебе. Благодарность лларе принято оставлять на ступенях перед Священным огнем. И это особая благодарность.

— Ладно, встаю, — сдалась я.

Решив не надевать платье – так сбегаю, я натянула ботинки и зашла за Риком в тайный ход. Шли мы в полной темноте.

— Рик, а почему мы в темноте идем? — спросила я, шаря рукой по стене, чтобы знать, куда идти.

— Так если огонь зажечь, сразу видно станет, где мы. Ллара сказала, что огонь выдает, и строго велела ходить здесь только в темноте.

— Понятно, — вздохнула я, и споткнулась о какой-то камешек под ногами.

Когда мы дошли о Святилища, Рик шепотом предупредил меня, чтобы я подождала его внутри, пока он будет осматриваться, и, прислушавшись, осторожно выдвинул плиту, которая плавно и легко передвигалась посредством какого-то механизма. Я осталась стоять в темноте.

— Ой! — воскликнул Рик преувеличенно громко, и явно для меня добавил: — Эньор Блейн, вы здесь!

— Не спится, мальчик? Мне тоже. Ведь я сегодня заново родился.

Блейн еще здесь! Я хотела закрыть ход, пока не обнаружили и меня, но не успела: кто-то большой и темный сунулся в ход и, сграбастав меня, выволок наружу.

Первое, что я заметила, это то, что огонь в Святилище и впрямь разгорелся, распылался, поднялся до самого потолка, так что по всему помещению затанцевали оранжевые отблески и зловещие тени. Это зрелище в одинаковой мере завораживало и пугало.

Но еще больше пугал мужчина в черном, внимательно меня разглядывающий. Единственное, что я узнала в Блейне, единственное, что не поменялось в нем после исцеления – это цвет и длина волос: они все так же черными потеками спускались на плечи, обрамляли бледное, с вытянутыми правильными чертами лицо. Этот человек оказался куда моложе, чем я предполагала – ему на вид лет тридцать или около того.

И взгляд его светло-зеленых глаз остер, как заточенный нож…

— Кто ты? — спросил Блейн.

— Это… — начал было Рик, но осекся, когда исцеленный мной эньор жестом велел ему замолчать.