Коп.

Я отправил в рот ложку хлопьев, прожевал, проглотил. Повторил.

Второй появился минуты через полторы после первого. Покрупнее – шесть футов и один дюйм, волосы блондинистые, коротко постриженные, мощный подбородок, автоматически вызывающий у суховатых парней вроде меня желание потрогать его кулаком. Брюки такие же, как у первого, только светло-коричневые, спортивный пиджак другого цвета, белая рубашка на пуговицах.

Номер Два прорабатывал правую сторону улицы, то есть мою.

Через тридцать секунд он постучал в дверь.

Я отправил в рот очередную ложку хлопьев, прожевал, проглотил. Повторил.

Будильник срабатывает каждое утро в 6.05. С понедельника по пятницу. Я встаю, принимаю душ, бреюсь, надеваю старые джинсы и футболку. Трусы ношу короткие, такие, чтоб обжимали. Носки предпочитаю длинные, белые спортивные с тремя голубыми полосками вверху. Носил, ношу и буду носить.

В 6.35 завтракаю рисовыми хлопьями, мою тарелку и ложку и оставляю их на выцветшем зеленом полотенце, расстеленном рядом с мойкой из нержавейки. Без десяти семь иду на работу в местный гараж, где надеваю замасленный синий комбинезон и занимаю свое место у капота. Руки у меня растут из нужного места, а значит, без работы не останусь. Но я всегда буду тем парнем под капотом – и никогда тем, что перед клиентами. Такую работу мне не получить.

Работаю я до шести вечера, час – на ланч. День выходит долгий, но лучших денег мне нигде не получить, и, опять-таки, руки у меня на месте, трепаться я не люблю, и боссы против меня ничего не имеют. После работы иду домой. Разогреваю равиоли на обед. Смотрю «Сайнфелд» по телевизору. К десяти ложусь спать.

Я никуда не хожу. Не бываю в барах, не вылезаю в кино с друзьями. Сплю, ем, работаю. Каждый новый день похож на предыдущий. Это, в общем-то, и не жизнь. Скорее существование.

У психиатров для этого есть название: притворяться нормальным.

По-другому я жить не умею.

Отправляю в рот ложку хлопьев. Прожевываю. Глотаю. Повторяю.

В дверь снова стучат.

Свет выключен. Моя хозяйка, миссис Г., уехала во Флориду навестить внуков, а тратить электричество на меня смысла нет.

Ставлю чашку с болотистой размазней, и в этот самый момент коп разворачивается и спускается по ступенькам вниз. Я перехожу на другую сторону кухни и уже оттуда наблюдаю, как он идет к соседям и стучит им в дверь.

Обход. Копы прочесывают улицу. И явились они с севера. Значит, что-то случилось. Может, на этой самой улице, только севернее.

Я не хочу об этом думать, но оно приходит само – то, что всплыло и болтается в голове, в темном уголке мозга с той самой секунды, как сработала тревога, и я пошел в ванную и посмотрел на свое отражение в зеркале над раковиной. Шум. Я услышал его прошлой ночью, когда выключил телевизор. То, что я, возможно, знаю, чего знать не хочу, но не могу теперь выбросить из головы.

Мне уже не до завтрака. Я сажусь на стул.

Шесть часов сорок две минуты. Утро.

Сегодня притворяться нормальным наконец-то не надо.

Сегодня все будет по-настоящему.

Мне трудно дышать. Сердце колотится, ладони начинают потеть. Мыслей так много, что болит голова. Я слышу чей-то стон – что? откуда? где? – и лишь потом понимаю, что это мой стон.

Ее улыбка, такая милая, милая улыбка… То, как она смотрит на меня, как будто я великан ростом в десять футов, как будто весь мир могу удержать на ладони…

А потом… по ее щекам текут слезы. «Нет, нет, нет. Пожалуйста, Эйдан, не надо. Нет…»

Копы придут за мной. Рано или поздно. Двое, трое, весь спецназ. Столпятся перед моей дверью. Вот почему существуют такие, как я. У каждого сообщества должен быть свой злодей, и, как ни притворяйся нормальным, этого ни за что не изменить.

Надо думать. Нужен план. Отсюда надо уматывать.

Куда? Надолго? Денег у меня не так много…

Я пытаюсь успокоиться, дышать ровнее. Говорю себе, что все будет в порядке. У меня есть программа, и я держусь за нее. Не пить. Не курить. Никакого Интернета. Я хожу на собрания, не сую нос куда не следует.

Жить нормально. Быть нормальным. Так?

Но ничто не помогает. Старые привычки не отпускают, я это хорошо знаю.

Я чертовски хорошо умею лгать. Особенно когда дело касается полиции.

Обход Ди-Ди начала с кухни. Повернув голову влево, в сторону двери, она могла бы различить силуэт мужчины, сидящего на темно-зеленом диванчике, спинку которого накрывала радужных цветов шаль. Джейсон Джонс сидел неподвижно, и на коленях у него, уткнувшись курчавым затылком в подбородок и также неподвижно, устроилась его дочь Ри. Похоже, девочка уже уснула.

Ди-Ди намеренно не стала присматриваться. Игра только началась, и она не хотела привлекать к себе внимание. Чутье не подвело Миллера: они имели дело с человеком умным, знающим, как вести себя в рамках судебно-правовой системы. А значит, если они хотят провести опрос мужа или четырехлетней девочки как потенциальных свидетелей, нужно как можно скорее определить правильный порядок действий.

Итак, она занялась кухней.

Как и все в доме, кухня сохранила некоторое очарование минувшей эпохи, но и возрастные признаки проступали здесь со всей очевидностью. Расслоившийся линолеум в черно-белую клетку. Кухонное хозяйство, которое кто-то охарактеризовал бы как «ретро», а Ди-Ди назвала бы древним. Теснота. Места у изогнутой стойки бара хватало только для двоих, и его обеспечивала пара барных табуретов с сиденьем, обтянутым красным винилом. Дополнительное место можно было бы найти у окна, но там стоял гостиный столик с компьютером.

Интересно, отметила для себя Ди-Ди. В доме живут трое, но места только для двоих. Можно ли на основании этого делать вывод о взаимоотношениях внутри семьи?

Кухня была чистая и аккуратная, на выложенном керамической плиткой «фартуке» висели всякие штучки, но в раковине стояли грязные тарелки, а на сушилке – чистые, которые хозяйка так и не успела вернуть в соответствующие шкафчики. Над плитой красовались старые часы с вилкой и ложкой вместо стрелок, окна украшали бледно-желтые шторы с ярко-желтыми яйцами. Старомодно, но мило. Кто-то определенно старался добавить кухне уюта.

Заметив висящее на крючке красное, в клетку, посудное полотенце, Ди-Ди наклонилась к нему и принюхалась. Миллер посмотрел на нее с любопытством, но она только пожала плечами.