Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не сказал я лишь об одном: убитый крестьянин был найден нагим, бесстыдно распяленным на ветвях близких дерев, словно в богохульном подобии распятия. И был он страшно изорван словно бы когтями и клыками звериными. Не стал я говорить им это тогда, а ныне и вовсе не хотел, дабы не сеять в душах их излишнего страха. Но едва ли можно было избегнуть этого теперь, после поведанного нам юным рыцарем. Однако же не сейчас, не во тьме полуночной. Хватит на сей день страшных сказок и былей.
— А что, Гельтвиг… — начал было Вернер, видно, собираясь испросить новых сказаний для развлечения, но Вигхард вдруг перебил его.
— Селение, — обронил он, устало махнув рукою в кольчужной рукавице, и пришпорил коня.
Впереди и впрямь показались темные глыбы строений, которые ничем иным быть не могли, кроме как домами новой деревни. Вскоре уже ехали мы по улице меж домов, кои тут были крепче и больше, нежели в деревне, где были мы ранее. Дом же местного головы найти было нетрудно, ибо был он самым большим и окружен был навесами и постройками, обещавшими отдых уставшим нашим скакунам. Время было позднее, и староста Ратвар явился на наш стук не скоро. Явившись же и узнав, что прибыли мы по приказу господина, большой радости не выказал, ибо платы за постой спрашивать с нас не смел. И все же имя Вальгрима и кресты на наших накидках дело свое свершили, коней наших увел в стойла сам староста, а жена его отвела нас в странноприимный дом, каковой стоял наособицу, чуть поодаль собственного дома головы. Дом был невелик и холоден, но быстро появились в нем и жаровня, и лучины, да и позднюю холодную вечерю супруга Ратвара подала нам, не скупясь, так что в обиде мы не остались.
Когда окончили мы трапезу, прошедшую в усталом молчании, сил наших хватило лишь на то, чтоб растянуться на соломенных тюфяках и кануть в тяжелый сон без сновидений.
Поутру Ратвар подал воды для умывания и накрыл утреню, я же принялся расспрашивать его о происходящем в деревне и окрестностях, надеясь хоть немного больше получить, нежели от крестьянина, встреченного нами вчера. Местный староста выглядел старше и не в пример спокойнее, это вселяло надежду.
— Ратвар, ушей господина Вальгрима достигли вести о недобрых делах, что творятся в окрестностях этого леса, — начал я, как мог осторожно, опасаясь, как бы и этот человек не впал в ужас.
— Недобрых делах, герр Готлиб? — невозмутимо отозвался староста.
— Разве не посылал ты никого в замок с жалобой на исчезновение людей в лесу?
— О… — Ратвар казался удивленным. — Сам я никого не посылал, господин. Но, может быть, кто-то все же решился…
— У тебя не пропадали люди?
— Дети, мой господин. Дети. Поздней осенью, незадолго до снега, дочка Бернхарда не вернулась из леса, — мужчина присел на скамью возле очага. — Они с матерью собирали там хворост и разошлись. Мы так и не нашли ее.
— Сколько детей пропало за последние три года?
— С дюжину, — не моргнув глазом, отвечал Ратвар. — И двух крестьян звери порвали.
— И ты не донес господину? — нахмурился Вернер.
— Не хотел стать третьим, добрые господа, — староста отвесил нам покаянный поклон, но по виду его ясно было, что большой вины за собой он не видит.
— Кого боишься? — хмуро вопросил я.
Староста отвел глаза, на лице его было сомнение.
— Как знать, герр Готлиб… Детей не дал мне Господь, и сам я прожил немало зим, потому и говорю с вами без страха. И все же не хотел бы я умирать долгой смертью в когтях диких зверей. Да и поведать могу немногое, но вы, я вижу, уже знаете все.
— Кто же может знать больше твоего? С кого спрашивать?
Староста замешкался, сомневаясь еще более чем раньше, но собрался все же с духом.
— Герр Готлиб, — он поднялся, вновь поклонившись, — если надобно спросить о том, чего не может знать человек, мы идем к Рунвальде. Но пристойно ли вам, воинам Господа, пятнать себя разговорами с гадалкой…
— То мы сами решим, — оборвал его я. — Смотри, Ратвар. Если прознаем, что сокрыл от нас что-то — вернемся.
— Как будет угодно господину, — без большого страха отозвался староста. — Но и тогда ничего сверх сказанного не смогу я поведать.
Я отпустил его, и уже открыл он дверь, когда окликнул его Гельтвиг:
— На постой только ты пускаешь? Нет ли других, кто ночлег дает в окрестных селениях?
— Не слыхал о том, герр рыцарь, но бывало, что путники отвергали мое гостеприимство и спешили продолжить путь, даже в поздний час. Видно, Альвин, староста селения, что далее по тракту лежит, пускает иных на постой.
— Чудно выходит, — заговорил Вернер, выждав, пока удалится староста. — Кто ж до замка вести донес, если тут каждый лишнее слово сказать опасается?
— Расспросим в других деревнях, — ответил я. — Как бы то ни было, следует по всем проехать и разузнать. Заканчивайте трапезу и в дорогу. А по пути проведаем эту… Рунвальду.
Дом гадалки стоял чуть в стороне от селения и был удивительно мал и тесен с виду, чему я возрадовался, ибо не хотелось мне товарищей своих вводить в нечестивое общение с безбожной колдуньей. Подумалось мне, все же, что и одному к ней идти неразумно, ведь не известно, какое дьявольское обольщение может навести на мой разум ворожея. Хоть и казалось это мне слабостью — сомневаться в могуществе Святого Креста на моем сюрко и допускать мысль о том, что безбожная женщина превозмочь может оборону его — но и почитать себя носителем необоримой силы господней было бы непомерной гордыней. Так рассудив, обратил я взор на товарища, коего почитал самым надежным из трех спутников моих, и в который уже раз убедился в надежности его: Вигхард не сводил с меня глаз и, встретив взгляд мой, лишь кивнул и потянул из ножен длинный меч.
Может, и покажется кому-то, что в ожидании боя разумнее было воину в тесное жилище брать с собой боевой нож, вроде того что к голени моей ремнями был прихвачен, или верный топорик на коротком топорище, каковой висел ныне у бедра Вигхарда. Однако же рассудивший так упускает из виду две немаловажные истины. Первая в том состоит, что мало какой нож или топор бросится
