Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Послушай, Гильермо, – обратился к нему Доменико Зипполи через книгу, – мы заметили, что иногда Николас тебя бесит. Ты любишь своего брата?»
Что за вопрос?! Конечно, он любит Нико. Ну, по-своему. Ведь все всегда любят своих братьев, разве нет? Но Нико и правда часто выводил его из себя, а порой переходил все границы.
«Нам кажется, можно кое-что сделать, чтобы справиться с его бесконечными нападками. Но постарайся понять: раньше он был королем в доме, единственным сыном. А когда родился ты, такой красивый, милый и очаровательный, он остался без трона, перестал быть единственным сыночком сеньоров Кальдара. Поэтому время от времени брат тебя задевает, ему хочется показать: он по-прежнему главный. Но Николас сам не до конца понимает, зачем цепляется к тебе. Так вот, мы хотим предложить тебе один план, который поможет сделать так, чтобы брат обращался с тобой более уважительно».
Гильермо на минуту оторвался от книги. Как Зипполи удалось узнать все это? Они что, волшебники? Спрятали по всему дому видеокамеры, а потом на своем таинственном острове посреди моря смотрели и изучали все, что записали? У него забегали мурашки по спине. А вдруг Николас увидит текст, который открывается для Гильермо, что тогда будет? Будет катастрофа. Он взбесится! А если он разозлится, то может отнять у Гильермо книгу и выбросить. И тогда случится самое худшее: кроме злости собственного брата на него обрушится гнев сеньоры Мильштейн.
Гильермо очень внимательно прочитал первый совет Зипполи. Потом еще пару раз перечитал и почувствовал, что у него слипаются глаза.
– Я попробую, Доменико Зипполи, – произнес он и погасил стоявшую на тумбочке лампу.
Ночью ему снилось что-то странное, но, проснувшись в воскресенье утром, он ничего не помнил.
Кажется, во сне он танцевал с племенем Зипполи, а затем сидел у костра с Доменико и его семьей. О чем они говорили? Давали ли ему другие советы? Гильермо не мог припомнить.
Он потянулся и широко зевнул. И вдруг почувствовал что-то в животе, но это был не голод, а страх. Страх, что нужно последовать совету Зипполи.
Как поведет себя после этого Николас? Предсказать невозможно!
В доме Кальдара по воскресеньям завтрак был не таким, как в остальные дни: никто никуда не торопился. Маргарита Кальдара обычно готовила какао для детей, Антонио Кальдара варил крепкий кофе для взрослых, Николас поджаривал тосты, а Гильермо накрывал на стол.
В тот день Гильермо уже намазывал маслом второй тост, когда Николас пошел в наступление:
– Предупреждаю: сегодня я заберу у тебя библиотечную книгу, и ты мне ничего не сделаешь.
В обычной ситуации Гильермо тотчас начал бы спорить, и почти наверняка дело закончилось бы слезами. Но сегодня все было иначе. Он решил молча выдержать натиск.
Николас обмакнул тост в какао, откусил и проговорил с набитым ртом:
– Эй, малявка, ты что, не слышишь?
Гильермо сосредоточился на завтраке. Он даже не поднял глаз от чашки.
– Мама, надо отвести Гили, то есть Гильермо, к врачу: кажется, он оглох.
Маргарита Кальдара вопросительно взглянула на старшего сына. Она читала скандинавский детектив и не вникала в то, что происходит вокруг.
– Папа, ты же сам говоришь, что, когда к тебе обращаются, надо отвечать, правда ведь? – не унимался Николас.
– Ну, смотря о чем речь, – отозвался Антонио Кальдара, которому хотелось не болтать, а спокойно почитать газету. – Если тебе говорят глупости, может, лучше и промолчать.
– Видишь? – тихо спросил Гильермо.
– Ладно, тогда скажи, почему ты не даешь мне книгу.
– Я уже говорил, Нико: сеньора Мильштейн не разрешает никому одалживать библиотечные книги.
– А мне плевать, что говорит сеньора Мильштейн!
– А мне нет.
На том спор и закончился.
Николас с удивлением поглядел на брата. С каких это пор последнее слово оставалось за Гильермо? Так дело не пойдет!
– Знаешь что? Если ты мне не дашь ее, то я отниму. Другого выхода нет.
Тишина.
– Коротышка, я с тобой разговариваю. Ты не въезжаешь?
У Гильермо часто-часто забилось сердце, но он вел себя так, будто слушал не Нико, а шум дождя за окном. Он продолжал жевать тост и сделал глоток какао. Тогда Николас попробовал по-другому раздразнить брата. Он обмакнул палец в какао и испачкал ему кончик носа. Маргарита Кальдара заметила это и, хотя не могла сдержать улыбки, все же сделала замечание сыну:
– Нико, будь так добр, оставь своего брата в покое.
– Не задирай его… и лучше извинись, – добавил Антонио Кальдара.
– Прости-и-и меня-я-я! – протянул Николас, паясничая.
Но даже так ему не удалось вывести Гильермо из себя. Тот просто вытер нос салфеткой и ничего не сказал.
Николас, не зная, что еще предпринять, начал передразнивать брата, повторяя все его движения, но тот оставался совершенно спокоен.
В конце концов Гильермо посмотрел на Николаса:
– Если хочешь, можем заключить договор.
– Договор? Ты и я? Ты спятил? И что за договор?
– Если хочешь, скажу.
Николас растерялся. Впервые в жизни Гильермо говорил с ним в такой манере, и он вдруг забеспокоился, как бы брат не задумал какую-нибудь хитрость.
– Ладно, говори, но это не значит, что я соглашусь.
– Хорошо. Ты хочешь почитать «Племя Зипполи», но это я взял книгу в библиотеке. Значит, я имею право решать, что с ней делать. И я хочу, чтобы, когда нам обоим будет удобно, ты почитал мне книгу вслух. Так ты узнаешь, о чем она, а я прослежу, чтобы с ней ничего не случилось.
Сеньор Кальдара с изумлением уставился на младшего сына. «Жизнь полна сюрпризов!» – подумал он, сворачивая газету. Что же ответит Николас?
Но Николас молчал. Он поиграл с хлебными крошками, подвигал туда-сюда кружку с какао. Можно было подумать, будто Гильермо ничего ему не говорил.
– Нико, что ты ответишь на предложение Гильермо? – спросил Антонио Кальдара.
Николас только пожал плечами.
– А мне оно кажется очень интересным, – вмешалась в разговор Маргарита Кальдара.
– Интересным? Да полная ерунда…
Родители с улыбкой переглянулись. Это было что-то новенькое: Николас оказался в тупике. Николас, который привык всем заправлять!
– Эй, микроб, – сказал Николас немного погодя, – я скажу тебе, что мы сделаем. Я начну читать вслух «Племя Зипполи», но, когда устану, заберу его и буду читать сам. Идет?
– «Да» по первому пункту и категорическое «нет» – по второму.