Я вскинула глаза, ошарашенная. Неужели он тоже знал?.. Но нет. Треволнения брата хотя и уходили корнями в будущее, но были совсем о другом.

— Родился мальчик, — сказал он так тихо, чтобы никто из прислуги не услышал. Выдох щекотно коснулся уха. — Партия королевы не скрывает, что хочет возвести его на престол. Уже сегодня в кулуарах говорят, что кронпринц теряет сторонников, Рири, а это только начало.

Я достала платок и утёрла пот с его лба. Ситуация вырисовывалась не из приятных. Наша семья была в родстве с покойной королевой, первой супругой правящего короля и матерью кронпринца Эдельгара. При ней наше влияние возросло, по её протекции отец смог получить место в Совете и беспрепятственно скупать серебряные рудники. Это всё, что могла сообщить мне память Айрис. И такой малости было достаточно для понимания — если случится переворот, нам тоже придёт конец. А брат переживал ещё и за кронпринца, товарища в детских играх и друга во взрослой жизни.

— Король слаб, — продолжал Радвин, — лекари поддерживают в нём жизнь, но всем ясно, что счёт идёт на месяцы. А может и на недели.

— И что будет, когда он?..

— Смута.

Короткое слово скрипело виселицами, стучало топорами и лезвиями. Горло сдавил спазм. Будущее Айрис — моё будущее — снова окрашивалось кровью. Разорвать помолвку было мало, чтобы спастись. Наша судьба затягивалась петлёю, одним и тем же узлом, дёргая за который ты лишь затягиваешь туже.

Я думала, что попала сюда, чтобы исправить её ошибки. Глупые и жестокие, сотворённые в помутневшем рассудке. Но разве есть мирозданию дело до судьбы какой-то отдельной девчонки, пусть и знатной? Слишком мелко, чтобы вмешиваться.

Иное дело — междоусобная распря, способная изменить ход истории.

Жилистая рука тронула моё плечо.

— Какая ты бледная сделалась, как молоко… — Он обеспокоенно заглянул мне в лицо. — Вот я дурень, ты же только оправилась, а я такие вести на тебя вывалил. Ты хорошо ешь?

— Лучше, чем когда-либо, — хмыкнула я.

И то правда, Эдна не могла нарадоваться на мой воспрявший аппетит. Раньше ей приходилось хитростью и говорами запихивать в госпожу хоть кусочек рябчика, а теперь та сама требовала обед, да посытнее. Еда здесь была добротная и разнообразная, хотя и пресновата на мой вкус. Я подёргала Радвина за рукав, как в детстве:

— Поужинаешь со мной? Заодно убедишься.

Он не дал себя сдвинуть. Да и кто бы смог, парень вымахал за последние годы так, что большинству приходилось задирать голову в разговоре с ним. Он с явным неудовольствием обернулся на дверь.

— Не могу, нужно спешить обратно. Я вырвался всего на час, а нужно ещё заехать в «Четыре дуба», оповестить там всех… Пора мне, Рири. Ещё свидимся завтра.

Мы торопливо обнялись на прощание. Радвин слетел с крыльца, в мгновение ока вскочил в седло и был таков. Сейчас он доскачет до конца гравийной дорожки и свернёт к югу — там, среди густого парка вековых дубов, раскинулось имение Эплбри.

Я вышла следом, кутаясь в шелковистый палантин. Смотрела вперёд, пока тёмная фигурка не растворилась в сумерках, и пыталась связать воедино мысли. Трескучий их рой грозил разорвать мою голову в клочья.

В памяти Айрис королева родила близнецов.

Глава 7

Поспать удалось всего четыре часа, но проснулась я сама. Подскочила, как по будильнику. Голова была пустая, что пришлось очень кстати. Сны сбивали с толку, рисовали картины иной жизни, где здания до небес сверкали стеклом и металлом. Всякий раз это была одна и та же улица. Я шла по нагретому солнцем тротуару и знала, что сейчас что-то случится. Но всегда просыпалась за секунду до, холодея от страха.

Побудки эти порядочно раздражали. Если моя голова хотела что-то сообщить, ей следовало выбрать более приятный способ.

Я выбралась из-под тяжёлого одеяла и как следует потянулась, кряхтя, как старый диван. Волнение потихоньку давало о себе знать. Из-за помолвки длиною в жизнь Айрис не была представлена ко двору — обычай, намекающий, что женщин там ждут лишь в качестве потенциальных невест. А фрейлиной королевской семьи могла стать только замужняя, так что девчонка застряла между небом и землёй, и порога дворца ни разу не переступала. Кое-какие представления об этикете у неё имелись, но все они были умозрительными.

Репетируя, я присела в сложном поклоне, растягивая подол сорочки в стороны. Одну ногу требовалось вывести чуть вперёд, балансируя на другой. В первой попытке я едва не упала и заподозрила, что все эти правила нужны только для того, чтобы издеваться над придворными. Спину — гнуть. Носок — тянуть. И следить, чтобы лицо не перекосилось от натуги.

В этой позе жертвы этикета меня и застала Эдна. Она ничего не сказала, но так старательно прятала улыбку, что я махнула рукой на упражнения — авось, никакая монаршая особа ко мне не обратится.

Недостатка в платьях у Айрис не было, она питала прямо-таки одержимую страсть к одежде и тратилась на неё без оглядки на счета. Горничные приволокли гору оборок и лент, разложили на всех доступных поверхностях и в шесть рук принялись наряжать меня, будто куклу. От такой прыти я сперва опешила и сопротивлялась, но потом попривыкла. Корсажи щетинились таким количеством крючков и завязок, что одна бы я точно не справилась.

По правилам, надеть я могла только фамильные цвета Вилфортов: «свежий плод персика» и «небо над Инсборо». И если с персиком всё было ожидаемо — розово-золотистый оттенок, приятный глазу, — то «небо» меня удивило. Вместо голубого или синего ткани переливались серо-стальными тонами. Видимо, погода в Инсборо была хронически скверной.

Под придирчивым взором Эдны меня упаковывали в одно платье, потом распаковывали и повторяли со следующим. Ей всё не нравилось, а я молилась, чтобы нашлось хоть одно весом меньше двадцати килограммов. Как в этом скафандре из парчи, шёлка и металлоконструкций умудрялись танцевать — одному богу известно.

Каждое платье в действительности было двумя, а то и тремя, надевавшимися друг на друга так, чтобы из-под верхнего было видно части нижних. Переливались ряды нашитых бусин, превращавших корсажи в негнущуюся броню, шелестели банты и розы, скрученные из тончайшей серебряной проволоки. Взмокла я уже на второй примерке, к шестой едва стояла на ногах. Чем дольше на мне висели тяжеленные обручи кринолина, тем больше я укреплялась во мнении, что их