— И еще, — тихо добавил Струмилин, — кажется, следует на всякий случай повозки запрячь. Раненых приготовить к дороге. Ручаться не могу, но непредвиденности могут возникнуть. Знаете, случаются такие непредвиденности в теплые летние ночки с чистыми звездами на небе.

Все с величайшим любопытством уставились на комиссара, но тот ничего добавить не мог, ибо в самом деле ничего не мог добавить.

⠀⠀ ⠀⠀

И действительно. В перелеске, под разлапистым хвойным навесом, на душистых мхах, в бликах каминного цветения угольков с пеплом, марсианин, которому не посчастливилось родиться на благословенной Земле, уже развернул натуральный доклад о жизни иной, делился впечатлениями.

Такое накатило время на Россию, слушала Россия всякого, лишь бы за словом в карман не лез. По царской воле, под влиянием исторических факторов так уж произошло, что с седых времен Великого Новгорода не сбиралось в России вече, отсутствовал свой Гайд-парк, кратко говорил народ, на бытовые темы, чтоб в кутузку не загреметь. А тут прихлопнуло, повырастали откуда ни возьмись ораторы на каждом углу, повыкатывались бочки, стали на попа трибуною, завился веревочкой мудреный разговор. Хоть к лобному месту с плакатом становись, руби правду-мать в глаза, возражений нет!

Вмиг научился народ речи говорить и слушать их полюбил. И тут же стал различать: кто свой, а кого — в доски! И ежели свой, выкладывай соображения за милую душу о земле, хлебе, недрах и власти над ними, а хочешь, о звездах, над которыми пока власти нет. Но о звездах, понимаем, не каждый толковать смел, и тому, кто смел, внимали с двойной порцией сочувствия.

— Удивительными показались бы вам порядки на этой планете, — ронял слова беглый астроном, будто и не имел к этой планете отношения, не оставил на ней своего дома. — Многое назвали бы вы непонятным, а то и чуждым. И жителей планеты той нельзя винить в этом, как нельзя винить внуков ваших в том, что им захочется иного, чем вам, большего.

Понять вас ничего не стоит, задним-то числом! А вот вам их! Но желательно: пример поучительный…

— Чем же они нам пример? — с ухмылкой врезал матрос Конев Петька, который не сумел насолить перебежчику в первом его явлении, но не терял, видно, надежд проявить буйную свою индивидуальность и посадить фраера на мель по самую ватерлинию аж. Разутые ноги Петьки отдыхали у самого пепелища, и когда угли разом наливались огненным соком, как электрическая рыба, тронутая свежей струей, то на чахлых щиколотках Петьки можно было различить татуированный узор взрывчатых слов.

И, ввязываясь в дискуссию, Петька закатывал трепаный клеш, предъявляя тем свои права на повышенную дерзость и как бы спрашивая: ну а что у вас, дорогие граждане, под покровом брюк отредактировано? Еще неизвестно что!

— Да нет же, — тоскуя, возражал перебежчик, — не навязываю я вам личных примеров. Личные примеры действенны только для тех, кто ищет их.

Марсианин стыдливо улыбнулся Петьке, извиняясь перед ним за отсутствие полемического настроения. Мол, не могу, Петька, с тобой единоборствовать, слаб, прости уж. Извинившись столь деликатно, докладчик тягуче уставился Петьке в глаза, прилип взглядом к днищам его глазных яблок, шепнул что-то, сделал в воздухе рукой пас, и заноза Конев вдруг уловил электрическое покалывание в суставах, а в сердце мякоть, невыразимое расположение к окружающим, и прежде всего к докладчику, будто тюльпан раскрылся в поросшей бурьяном душе, и тогда он опрокинулся в мох, сонно шепча:

— Хорошо, хорошо…

— Ну так вот, удивительной бы показалась вам эта планета на первых порах, — продолжил на редкость обходительный лектор. — Города там, например, подвешены в воздухе, высоко над землей, а прямо под городами леса, травы, озера. Так что кому на землю захотелось, тот достает крылья и кидается головой вниз. Или нанизывается на магнитную силовую линию и скользит, как по перилам. По таким, знаете ли, материализованным меридианам, морякам это должно быть понятно.

— А деревни? Деревни тоже на воздусях? — беспокойно спросил кто-то, несомненно землепашествующий.

— Деревни оставлены на земле, — заверил лектор. — А вот сами крестьяне тоже обитают, как вы говорите, на воздусях. Вернее, крестьян как таковых нет, есть только специалисты по сельскому хозяйству, их там и называют крестьянами. Все растет само по себе и убирается само умными машинами. Собственно, не только крестьян — пролетариев тоже нет уже. Говорят же вам, станки обходятся без людей.

— Как же так? Ни крестьянства, ни пролетариата. Кто же там тогда? Буржуи одни? В чьих руках власть? — недоверчиво спросили из кустов, и по тому, как зашевелилась вокруг темнота, пришла в беспокойство человеческая масса, марсианин догадался, что вторгся в заповедные моменты жизни этих людей.

Зашумела темнота вокруг на разные голоса:

— Без диктатуры куда ж! Паразиты расплодятся, мироед за глотку возьмет! Мужики долг сполнять забудут, в кабаки порхнут! Факт! Факт!

— Без паники, граждане! — накрыл гвалт трубный глас комендора Афанасия Власова. За неимением председательского колокольчика комендор, когда надо, пропускал сквозь мощные заросли голосовых связок струю пара, сжатого до нескольких атмосфер в оркестровой яме его объемистых легких, и тогда накат низкой, но чрезвычайно широкой звуковой волны выносил вон плескание человеческой речи, закрывая таким способом разгулявшееся собрание или, наоборот, открывая перед ним фарватер, вновь чистый, как гладь океана после мгновенного урагана тропиков. — Тихо, граждане! Все правильно товарищ излагает. Бесклассовое общество, слияние умственного с физическим. Теорию, братишки, подзабыли, брашпиль вам в форточку!

Марсианин, надо сказать, прямо расцвел ввиду такой кинематографической сцены.

— Вот они, типажи! Вот они, кадры. Вот они, личные контакты! Ай-яй-яй! — вскрикивал он радостно, тверже сжимал в руке драгоценную шкатулку, и под сердцем его тоже открывались лепестки нежного цветка, примерно такого же, что качался на тонком стебле в душе предавшегося счастливой дремоте Петьки-моремана.

В общем, как видим, повезло всем. Профессиональному марсианскому кинооператору потому, что он с ходу влетел в митинговую гущу беззаветных героев собственного кинофильма и крупный план, кадр за кадром, косяками шел теперь на катушки приемников корабля, тормознувшего среди звезд по поводу такой сюжетной находки в точных координатах действия данного рассказа. Повезло и балтийцам, которые сразу из первых рук, так сказать, самотеком получили известия о замечательной жизни на других мирах, в существовании которой хотя никто из них и не сомневался, но все же иной раз проявлял колебания ввиду неясной постановки вопроса со стороны административных кругов. А тут вдруг стопроцентный астроном с наипоследними, как подчеркнул комиссар Струмилин, и обнадеживающими данными в кармане! От такого вылетит из башки и страх перед смертью, что уже заказана, запрессована в нарезные стволы озверелого